Дмитрий Вересов - Искушение ворона

Ник опять коснулся его руки. Тут Дубойса осенило. А не гей ли к нему клеится? Этого еще недоставало! Первый знакомый в Петербурге – и голубой. Не молоденькая студентка, а стареющий цветастый шут!

– Я прошу прощения, – в голосе Дубойса появились металлические нотки, – вы меня, наверное, приняли за скучающего туриста. У меня очень мало свободного времени для экскурсий и прогулок.

Собеседник сразу как-то сник, даже бант его шейного платка опустился вниз, на манер пионерского галстука.

– Прошу прощения. Очень жаль. Извините, – он попятился задом, как бедный чеховский чиновник или лакей, но вдруг остановился. – Еще два слова, Питер. Я обратил внимание, что вы долго стоите перед этой статуей. Перед лидийской царицей Омфалой. Хорошо помню историю с переодеванием в мужскую одежду… Но если вас так интересуют ее изображения, есть еще одно, насколько я припоминаю. Оно находится в Ораниенбауме, в парке, у Китайского дворца. Если вас, конечно, интересует…

Зачем Питер поехал в Ораниенбаум? В последний день можно было сходить в музей-квартиру Достоевского или Набокова. Да мало ли куда? Что он успел посмотреть за такую короткую командировку? Нет, зачем-то сел в такси, сказал: «Ораниенбаум», таксист назвал сумму, Питер кивнул. И вот он здесь, среди разрухи и запустения, среди дворцовых построек, превращенных в руины, среди разрушенных мостиков, больных деревьев. Зачем он приехал сюда? Чтобы увидеть другую сторону Петербурга? Но для этого достаточно было зайти в любой двор, любой подъезд. Приехал по рекомендации того странного типа? Нет. Что-то другое вело сюда Дубойса, то, что в обычной жизни кажется случайностью, бессмыслицей, но стоит уловить невидимые обычному зрению знаки, как все складывается в некую цепочку, в которой даже знакомство с шутом гороховым в Эрмитаже не случайно…

Нет, хватит мистики. В последнее время он слишком часто попадает в какой-то странный круг, в другие измерения. Хватит. Командировку нужно признать очень успешной. Вся жизнь главной подозреваемой была теперь перед ним. Он знал про нее практически все, вернее, все, чем мог прижать ее к стенке на допросе, припугнуть, удивить. Татьяну Захаржевскую – миссис Дарлинг…

Что же она за человек? Что за женщина? Только ли умная, расчетливая, коварная и хладнокровная убийца или… нечто большее? Какая сила хранит ее, может быть, наделяет правом вершить суд и исполнять приговор? Почему судьба ее так волнует его, следователя, которого должны волновать только доказательства и факты? Зачем он забивает себе голову лишними переживаниями, посторонними мыслями? Почему он все время думает о ней?

А вот и Китайский дворец. Где же статуя Омфалы? Не может быть? Что это?

На постаменте стояла женская фигура с львиной шкурой поверх длинного пеплоса и палицей в руке, но… без головы. Голова валялась на земле в двух метрах. Дубойс профессионально определил, что статуя разрушена ударом узкого металлического предмета, ломика или монтировки. Питер зачем-то поднял отбитую голову, подержал ее в руках. Вспомнил похожую сцену из известного англоязычного шедевра, грустно улыбнулся и проговорил: «Бедная Таня…» Потом положил голову у подножья статуи. На постаменте среди всяких надписей известного содержания почему-то одна, непонятная, привлекла его внимание: «Отсрочка».

Ну, вот и все. Предъявить доказательства, добиться санкции на арест. Надо надеяться, «кузены» из Скотланд-Ярда уже установили нынешнее местонахождение миссис Дарлинг, так что много времени это не займет…

– Ну что? Выпьем за генерального директора ООО «Вторчерметутилизация» и за президента ЗАО «Стил энд Каст айрон экспорт»! – сказал Леня, поднимая бокал.

Они отмечали регистрацию в ресторане ночного клуба «Метелица» на Новом Арбате.

Гай-Грачевский, как владеющий языками, стал президентом «Стил энд Каст Айрон», а Забродину досталось прозаическое ООО «Вторчермет».

Однако никто из его старых флотских приятелей не жаловался. И даже Забродин, обидевшийся было, что в Голливуд на консультации фильма о российском флоте пригласили не его, а Леньку, и то не жаловался. И на что жаловаться? Когда приехавший из Америки Леня Рафалович вдруг предложил им работу в его фирмах, с окладами по пять тысяч долларов в месяц!

И так забавно!

Обе фирмы зарегистрировали, не выезжая из Москвы. Одну в Ингушетии – в так называемой «свободной экономической зоне», а вторую на Кипре – в Кипрском оффшоре.

Какие Ленька давал взятки в Московском представительстве Ингушской республики и в консульском отделе посольства – этого никто из его друзей-партнеров не знал и не ведал.

– Ленька, а нас не посадят? – спрашивал уже пьяненький Гай.

– Не ссы, моряк моряка в обиду не даст никогда, – ответил Забродин за Леонида, – я правду говорю, Леньк, а?

– Ребята, риск присутствует в любом бизнесе как его неотъемлемая компонента, даже в торговле мороженым, – говорил Леонид, – кто не рискует, тот не пьет шампанского в ресторане «Метелица»… Но наш риск находится в разумных и допустимых пределах, это я вам обещаю. В ра-зум-ных!

Выпили еще. А потом перешли из ресторана в казино. Оно занимало весь первый этаж «Метелицы». «Метлы», как называли ее в годы Ленькиной курсантской юности. Тогда, в семидесятых, чтобы попасть сюда во время их каникулярных вылазок в столицу нашей Родины, чтобы культурно выпить в баре через модную соломинку пятирублевый «шампань-коблэр», надо было выстоять трехчасовую очередь или дать швейцару «чирик» на лапу. А у кого тогда в середине семидесятых был этот червонец? У грузина-фарцовщика? У папенькиного сынка из московской золотой молодежи?

А теперь вот здесь пьют они… Ветераны флота. Но пьют в новом для себя статусе – статусе новых русских бизнесменов.

Казино занимало огромный задрапированный в черное зал с длиннющей барной стойкой.

На трех столах два мальчика и девочка-крупье, стоя, играли с тремя ленивыми прожигателями жизни. Одному прожигателю – небритому под мексиканского мачо – было лет девятнадцать. И если сбросить два года, на которые его состарило недельное похмелье с двухнедельной небритостью, то ему было семнадцать от силы.

Другой игрок в «черного джека» был толстым армянином лет сорока. Весь в шелку и бархате и весь увешанный золотыми перстнями и цепями.

Третьим игроком был дикого вида штангист-тяжеловес. С бритой башкой, низким лбом и близко посаженными малюсенькими глазками.

Трех совершенно разных игроков объединяло одно – полное равнодушие к проигрышу и бесконечная скука.

Скука была нарисована и на журнально-обложечных глянцевых личиках трехсотдолларовых проституток, что словно куры на насесте сидели на высоких табуретах вдоль барной стойки. Все с блестящей помадой на припухлых губках, все в мини-платьицах от Армани и Нины Риччи, все с ногами, да с фигурами… Но без клиентов… Пока…