Григорий Глазов - Я не свидетель

- А Бахтыжан где?

- Этот подлец в большие начальники вышел, в Алма-Ате главком строительным руководит. Я тебе дам его адрес. В Алма-Ате бываешь?

- Иногда.

- Ну вот и повидаетесь... Ты, как понимаю, разыскал меня по какому-то делу? - кивнул Каназов на чемодан.

- По делу, Жумекен.

- Я слушаю. Ты его не стесняйся, это мой двоюродный брат, он в совхозе работает, вот приехал на два дня, - сказал Жумекен, указав на человека в халате.

- Вы моего отца знаете? - спросил Александр.

- А кто ж у нас не знает его?

- Я только что с самолета, - начал Тюнен, - прихожу домой, открываю калитку... - и дальше он поведал все, что его встревожило.

- Три месяца говоришь? А может, уехал он?

- На три месяца? Нет! Ему и на три дня некуда. Никогда не ездил. Никого у нас, ни родственников, ни знакомых таких.

- Хорошо, Сашка, допьем чай, пойдем посмотрим...

Они выпили полный чайник, утерли платками пот на лицах и шеях и поднялись из-за стола. Выходя из ниши, Жумекен склонил голову, чтобы не задеть клейкую ленту, на которую прилипли большие черные мухи.

Жумекен Каназов что-то сказал по-казахски своему брату, тот согласно ответил и они двинулись в разные стороны...

Вошли во двор, Каназов посмотрел на почтовый ящик, на кипу газет на земле, несмотря на грузность, на живот, распиравший белую сорочку и свешивающийся над штанами, легко присел на корточки, перелистал газеты, потом также легко поднялся.

- Да, три месяца почту никто не брал... Пойдем.

Но прежде чем приблизиться к входной двери, он обошел дом, но ничего не обнаружив, направился не к двери, а повернув к калитке, почему-то вышел на улицу. Тюнен стоял и ждал, не понимая, в чем дело. Наконец Каназов крикнул кому-то:

- Эй, ребята, подойдите!

Подошел парень с девушкой.

- Я Каназов, - представился им Жумекен, не сомневаясь, что этого достаточно. - Жумекен Каназов, - словно напомнил еще раз.

Он оказался прав, молодые люди вежливо, почти синхронно подтвердили:

- Мы вас знаем, товарищ майор.

- Вот что: беру вас понятыми. Будем дверь вскрывать, - сказал Каназов. - Пошли.

Но прежде чем взламывать, он присел на корточки, заглянул в замочную скважину.

- Темно, ничего не видно, дайте какую-нибудь веточку.

Парень принес ему щепку. Сильными толстыми пальцами Каназов разломал ее вдоль, ткнул в замочную скважину. Щепка легко, почти вся, вошла туда. Он выбросил ее, поднялся:

- Дверь заперта скорее всего снаружи. Ключа в замочной скважине нет. Это даже лучше, если хозяин запер ее и ушел. А? - повернулся он к Тюнену.

Александр понял ход майорской мысли.

Каназов подергал дверную скобу, затем отступил и вложив в плечо весь центнер своего веса, с разгона ударил. Что-то хрустнуло, и дверь распахнулась. Они вошли. Пахло пылью, обволакивала какая-то плотная духота.

- Ничего руками не трогайте, - предупредил Каназов и узкими черными глазами обвел комнату, затем заглянул во вторую, крошечную, служившую спальней. Постель была аккуратно застелена. Он зачем-то приподнял покрывало. - Ты вещи отца знал? - спросил Тюнена.

- Да как сказать, - засомневался Тюнен, невесело подумав, что вообще мало что знал об отце.

Каназов стоял перед распахнутым фанерным платяным шкафом, перебирая небогатую верхнюю одежду Тюнена-старшего. Александр был тут же и неприязненно наблюдал за этой процедурой.

- Ну, чего-то не хватает? - обратился к нему Каназов.

- Вроде серого костюма нет, он самый новый, - пожал плечами Александр.

- Шитый в ателье или готовый? Наш или импортный?

- Не знаю. Я отца видел в нем всего два раза... Чего точно нет, так это плаща. Темно-синий, с погончиками, на теплой подстежке, коричневая такая, пристегивается молнией вкруговую.

- Смотри, как запомнил!

- Сам покупал ему.

Закрыв шкаф, Каназов продолжал осматривать квартиру: заглянул в хилый буфетик с подложенной под одну ножку фанеркой, порылся в старом комодике с облупившимся шпоном, там было много узеньких ящичков, в одном из них он нашел какие-то тонкие шелестящие листики. Майор достал из заднего кармана блокнот и сунул их туда. Затем подошел к столу, взял Библию, повертел ее в руках, вытащил закладку - полоску конверта, и тоже поместил меж страничек своего блокнота.

- Где отец хранил документы? - спросил он вдруг Тюнена.

- По-моему, здесь, - Александр указал на узкий ящичек в комоде, в котором Жумекен обнаружил два тонких шелестящих листка.

- Ну правильно, - сказал Каназов. - Тут и трудовая книжка, и профсоюзный билет, и старый пропуск на сахзавод, даже метрика. А вот паспорта нет. Отец твой человек аккуратный, значит и паспорт он, видимо, держал тоже здесь, где все документы. В других ящичках - никаких документов, бумаг. Все в одном... Я тебя попрошу, - обратился он вдруг к парню. Тот с девушкой притихшие сидели на стульях, сдвинутых к стене, чтоб освободить простор большому грузному майору, ходившему по комнате. Сбегай в милицию, скажи: майор Каназов приказал пусть Мухлисов придет, бегом. Скажи: квартиру опечатать надо. Понял? Сержант Мухлисов. Только бегом пусть. А то он пока заведет свой мотоцикл, полдня пройдет...

Сержанта Мухлисова Каназов и Тюнен ждали во дворе, присев на узенькую скамеечку под забором, а девушка, томясь, прогуливалась по двору.

- Отец твой уехал, - сказал Жумекен. - Смотри: холодильник отключен, раскрыт, вымыт, шнур из розетки выдернут. Паспорта нет. Хлебница пустая. Даже крошек нет. Перед отъездом, чтоб мышей не кормить, очистил ее. Все тарелки, стаканы вымыты, стопочкой стоят. Телевизор - тоже, шнур из розетки вытянул. Всюду много пыли. Значит, уехал давно. Мы попробуем узнать, когда и куда, - он достал из заднего кармана свой истрепанный и как-то вогнуто спресованный блокнот, извлек из него две одинаковые узкие тонкие шелестящие бумажки. - Это квитанции из "Аэрофлота". Комиссионный сбор. Два заказа. Сделаны в один день. В агентстве поищем подробности... Теперь вот, - Жумекен протянул полоску конверта, торчавшую закладкой в Библии и сейчас лежавшую там же, меж страничек его блокнота, где квитанции. - Видишь, марка, штемпеля. Тут мелкий шрифт, читай, у тебя глаза молодые.

Белый плотный глянцевый кусок бумаги имел тончайшую серую подкладочку изнутри. На лиловой почтовой марке с графическим изображением здания и стоящих на поле самолетов была цифра "230". Под рисунком надпись "Flughafen" - аэропорт. Вдоль марки шла другая - "Deutsche bundespost". Марка была погашена штемпелем, сообщавшим, откуда и когда отправлено письмо: "Munchen, 18.01.93". На все это знания немецкого языка у Тюнена хватило.

- Ну что? - спросил Жумекен.

- Письмо из Мюнхена. Отправлено восемнадцатого января этого года.

- А что на марке нарисовано?

- Аэропорт.

- Интересно... Как думаешь, где твой отец мог взять этот кусочек? Не на улице же подобрал. Чистенький, след отреза свежий. Читал Библию, сделал закладку. А где же конверт?