Кевин Гилфойл - Театр теней

В работе Барвик всегда хотелось походить на Большого Роба, умевшего держать собственное любопытство на коротком поводке. Но как же можно следить за ребенком, понимать, что каждый снимок — вторжение в его частную жизнь, и не задаваться вопросом, кто и зачем платит за эти фотографии? Она пыталась найти хоть один ответ, от которого у нее не сжимался бы желудок, но пока что терпела фиаско.

— Который из них ваш?

Барвик опустила фотоаппарат и повернулась на голос. Слева от Сэлли сидела женщина: изящная, симпатичная, явно молодая для мамы. У нее была с собой корзинка для пикника, картонная пачка сока с трубочкой и журнал — из тех, что печатают образцы интерьеров и советы по обустройству жилья.

— Нет, что вы! — воскликнула Барвик. — В смысле, там нет моего. Я студентка художественного института. Это для экзамена. Будет выставка студенческих работ. Ну, знаете, как всегда — «Невинность юности» или что-то в этом роде. — Она засмеялась. — Это у нас тема такая.

— Я так и думала. Вы слишком молодо выглядите, чтобы быть мамой.

Барвик отмахнулась:

— Да вы выглядите моложе меня! — Женщина промолчала и смущенно покраснела, а Барвик представилась: — Я Сэлли.

Мамочка поставила сок на скамейку и, чуть наклонившись, протянула ей руку.

— Марта Финн.

Первое, о чем подумала Барвик, — это как Большой Роб станет сообщать ей о том, что она провалила дело. Скорее всего спокойно и с сарказмом, хотя может и грандиозный скандал закатить. Он решит, что она ненадежный работник. Что она пустышка. Возможно, перестанет предлагать ей работу. Стоп, главное сейчас не наделать глупостей, а то хуже будет.

— Очень приятно, — сказала Барвик.

— Вы не возражаете? — Марта подняла корзинку и подалась в сторону Барвик.

— Прошу вас, — отозвалась Барвик, и они пододвинулись друг к другу.

— Вы фотограф?

— Пока студентка. Когда-нибудь, надеюсь, смогу назвать себя фотографом.

— Получается что-нибудь?

— Да так. Солнце сегодня слишком яркое. Так бывает: когда делаешь мгновенные фото, есть такое понятие, как слишком хорошая погода. Теней многовато.

— Мгновенные фото, — повторила Марта. — Здорово.

Какое-то время они наблюдали за игрой и болтали, но потом Барвик вдруг осенило: Марта ведь наверняка ожидает, что она продолжит фотографировать. Пришлось направить камеру на поле, наспех навести резкость и сделать пару снимков каких-то детей.

— М-м, послушайте, а можно вас попросить об одной услуге? — проговорила Марта.

— Разумеется.

Марта достала из сумки дешевую цифровую камеру и спросила:

— Наверно, этой штукой издалека ни одного приличного снимка не сделаешь? Вы не сочтете за труд сфотографировать моего сына? Я заплачу вам за пленку.

Барвик рассмеялась. Марта тоже. Все отлично, никаких конфликтов. И вовсе она не провалила это дело.

— Конечно, сфотографирую, — сказала Барвик и поднесла камеру к глазам. («Господи, чуть все не испортила!») Она взглянула на Марту и улыбнулась.

— Так какой из них ваш?

Медсестре потребовалось полторы минуты, чтобы сообщить доктору Бертон, что черный «вольво» доктора Мура въехал на стоянку. Еще минута ушла у Джоан на то, чтобы распрощаться с прорабом, отвечавшим за ремонт в ее доме, — он позвонил по поводу плитки для ванной комнаты. Плюс еще десять секунд на то, чтобы дойти от своего до его кабинета.

— Дэвис, я могу с тобой поговорить?

Дэвис повесил куртку на деревянную вешалку на длинной ноге — она начала заваливаться набок, он поймал, поставил на место и долго еще пытался заставить непослушную конструкцию стоять на месте. Джоан Бертон выглядела сегодня просто великолепно. Под белым халатом у нее виднелась шелковая блузка, вздымавшаяся там, где ей и положено. Волосы были забраны назад, резинка на затылке растягивалась под их тяжестью. Он представил себе, как эта полоска резины лопается и темные густые волосы волнами падают ей на плечи и касаются лица, то завешивая его, подобно вуали, то вновь приоткрывая. Он даже не сразу заметил, что она расстроена.

— Конечно, Джоан? Что-то случилось?

— Помнишь Джастина Финна?

Дэвис был уверен, что паника не отразилась на его лице, но предпочел сесть и спрятать под стол трясущиеся колени.

— Разумеется, помню. Что-то не в порядке?

— Боюсь, что так. — С этими словами Джоан закрыла дверь кабинета и уселась на ближайший стул. Она держала в руке пластиковую папку, на корешке которой была наклеена белая бумажка. XLT-4197 — код Джастина Финна.

Из сотен номеров, присвоенных клонам в его клинике, Дэвис помнил только этот.

— С ним все хорошо?

— У ребенка все отлично. Это в клинике контроль ни к черту.

— Так что же произошло?

— Я только что проводила проверку — ему ведь исполнилось пять лет — и обнаружила непростительную ошибку. Когда я о ней доложу, тебе точно придется туго — нам всем, но тебе в большей степени.

Боже мой! Пятилетняя проверка. Дэвис знал, что это должно случиться.

Но именно сегодня, в это утро, он был к проверке совсем не готов.

— Рассказывай, — поторопил он, все еще надеясь что-нибудь придумать. Так бывает, решения иногда приходят сами собой. Жалко только, что с Дэвисом такое уж очень редко случается. Ему лучше удаются всякие хитрые проекты. Он из тех людей, кто умеет все планировать заранее.

Понизив голос, Джоан начала:

— Этот мальчик оказался не тем, за кого мы его выдавали. Его ДНК не совпадает с ДНК донора. И вообще ни с одним из наших доноров, представляешь? Я не имею ни малейшего понятия, откуда он взялся.

Дэвис молчал. Пусть лучше говорит Джоан, думал он. Она ненавидит молчание. С того самого дня, как она появилась в их клинике, Дэвис заметил: именно она всегда готова ответить на вопрос, пока другие медлят.

— Это просто какой-то кошмар. Как ты думаешь, как такое могло произойти? — спросила она и тут же сама ответила: — У меня есть одно предположение. Возможно, дисциплинарная комиссия к нему прислушается и обойдется выговором и штрафом, но вот как родители отреагируют и что предпримут — бог его знает. Вдруг они подадут на нас в суд? Помнишь, как та пара из Виргинии несколько лет назад? Господи боже мой! Ладно, в общем, я стала просматривать папки с документами и обнаружила, что как раз когда Финнов готовили к имплантации, мы уволили одного молодого лаборанта, после того как он несколько раз серьезно напортачил. — Она перевернула странички блокнота. — Вот: опоздания, плохие отзывы, отвратительное отношение к своим обязанностям, жалобы медсестер, жалобы пациентов. Через полгода его привлекли за распространение дури — он продавал подросткам синтетические наркотики, метилфентанил или еще какую-то дрянь. Я его не слишком хорошо помню, а вот Пит, кажется, даже выступал на суде. Припоминаешь?