Кевин Гилфойл - Театр теней

ПРОПАЛА СОБАКА

ПОТЕРЯЛСЯ КОТЕНОК

ПРОПАЛ НАШ ЛЮБИМЕЦ

ПОМОГИТЕ НАЙТИ МИКО

МЫ СКУЧАЕМ ПО НАШЕМУ ЩЕНОЧКУ

ВЫ НЕ ВИДЕЛИ НАШЕГО ПУШКА?

ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИТЕ НАЙТИ ПИРАТА!

Одно из объявлений было написано детской рукой; остальные писали взрослые, но, видимо, под руководством ребенка или растроганные детским горем. На каждом была фотография собаки или кошки и телефон, по которому нашедшему следовало звонить. Дэвис прошелся по клавиатуре компьютера, монитор ожил, и он вышел в интернет, чтобы найти адреса по телефонным номерам. Он записал все адреса, открыл карту, изданную Торговой палатой Нортвуда, на странице «Гарден-Уок» и положил ее поверх бумажек. Потом взял маркер и отметил примерное местоположение каждого дома. Получился идеально симметричный полумесяц вокруг дома Джастина.

— Черт возьми! — выдохнул он. Такое количество объявлений само по себе было достаточным, чтобы сделать ужасающие выводы. Но его поразила упорядоченность, математическая строгость, с которой мальчик похищал всех этих животных. Интересно, думал Дэвис, почему точность пугает нас порой гораздо больше, чем хаотичность?

— Доктор Мур? — послышался из селектора надтреснутый голос Эллен. — Джастин уже пришел. Он в кабинете у доктора Бертон.

Джастин сидел на кушетке в белых трусах, смешно согнув худенькую спину и рассматривая босые ноги, свешивающиеся с кушетки. Высокий и бледный, светлые волнистые волосы слишком длинные для восьмилетнего мальчика — опыт Дэвиса подсказывал, что возможны три объяснения такого внешнего вида: родители-хиппи, рано начавшаяся подростковая демонстрация независимости или, как скорее всего и было в данном случае, мать-одиночка, у которой руки до всего не доходят.

— Здравствуй, Джастин, — сказал Дэвис, и они с мальчиком пожали друг другу руки. — Ты ведь не против, чтобы я посидел здесь, пока доктор Бертон будет тебя осматривать?

— Не-а, — жизнерадостно отозвался Джастин.

Джоан направилась к нему со стетоскопом, мальчик выпрямился, и Дэвис отметил, что он демонстрирует поразительную осведомленность в том, как вести себя на приеме у врача, характерную скорее для пожилых больных людей. Когда Джоан потянулась за отоскопом, Джастин повернулся к ней левым ухом. Стоило ей взять со стола черную манжету тонометра, он согнул и подставил руку. Он не давился, пока ему смотрели горло, и, казалось, ничуть не смутился, когда Джоан оттянула резинку трусов и быстро осмотрела его гениталии.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Джоан, усаживаясь на стул за небольшой белый стол.

— Хорошо, — сказал Джастин.

— Насморков, головных болей не было?

— Нет, нет.

— В школе ты все хорошо видишь? Можешь читать, что учительница на доске пишет?

— Да.

Джоан встряхнула ручку, которой делала записи в Джастиновой медицинской карте, и посмотрела на Дэвиса.

— Доктор Мур, вы не могли бы одолжить мне ручку?

Дэвис по привычке потянулся к нагрудному карману.

— Простите, нет.

— Что так? — Джоан усмехнулась. — А мне казалось, вы никогда не расстаетесь со своим серебряным «Уотерманом».

— Где-то я ее оставил, еще в понедельник. И никак не решусь чем-нибудь заменить. Та-то ручка не протекала никогда. А старую «биковскую» класть в карман боюсь.

Джастин вытянул шею и стал вглядываться во что-то на потолке. Дэвис проследил за его взглядом: он смотрел на уродливую дешевую плитку, которой пытались закрыть еще более уродливые вентиляционные и водопроводные трубы и другие «внутренности» клиники. Джастин широко разинул рот и стал отклоняться назад, все дальше и дальше. Мальчик напоминал Дэвису утенка, только что вылупившегося, без перьев. Его бледная кожа была не тронута ни старением, ни стрессами, ни плохим питанием или гормональными изменениями, его скелет непрерывно рос, а сознание расширялось: он впитывал информацию, запоминал, познавал без всяких усилий. Растущий организм меняется каждую секунду, и Дэвису казалось, что если достаточно долго смотреть на определенные части тела ребенка, изменение произойдет прямо здесь, у них на глазах.

— Я иногда тоже теряю вещи, — проговорил Джастин с запрокинутой головой.

— Правда? — сказала Джоан. — А что за вещи?

— Просто вещи. — Дэвис наблюдал, как Джастин начал постукивать пятками по кушетке. — Иногда бывает, что я держу вещь в руке, а потом раз — и теряю. Вот она есть — а вот ее нет.

— А бывает так, что ты эти вещи потом находишь? Те вещи, которые теряешь? — Джоан вела беседу отстраненным тоном, продолжая быстро писать что-то в карте Джастина новой ручкой.

— Нет. Теряю навсегда.

Дэвис почувствовал, как у него похолодели руки и начало гореть лицо. Джоан по-прежнему была с головой погружена в свои записи. Дэвису казалось, будто он наблюдает за их беседой через зеркальное стекло и может уловить тончайшие оттенки интонаций, понять подтекст каждой фразы. Этот мальчик — не убийца Анны Кэт, напоминал он себе, но тем не менее не мог отделаться от навязчивого видения: вот Джастин один, где-нибудь в перелеске, каких много вокруг его дома; на руках у него соседская кошка, он сжимает ей горло пальцами, а вот он вырос, стал еще более жестоким; вот он за прилавком «Гэп», душит дочь Дэвиса и смотрит, как она задыхается, возбуждаясь при виде ее страха.

Большой Роб подумал, что полицейский участок, пожалуй, не самое лучшее место, чтобы прихорашиваться перед выходом в город. Слишком шумно, освещение плохое, старые зеркала, все в трещинах и разводах. Большой Роб был симпатичным полным мужчиной — если верить дюжине женщин, с которыми он встречался за последние двадцать лет. Глядя на себя в зеркало — не это, нормальное, — Роб с тоской представлял себе, как он мог бы выглядеть, если бы был худым. У него была копна густых темных волос, волевой квадратный подбородок (первый), белые зубы — свои. Лишний вес, конечно, имелся, особенно это было заметно по подбородку (второму) и животу, но поскольку он был почти двухметрового роста, то казался пропорционально сложенным крупным мужчиной. «Господь наделил меня всем этим жиром, — шутил он бывало, — поскольку у меня хватает силы его носить».

Комната личного состава полицейского участка в Брикстоне была маленькая, и в ней теснилось много народу. Начальник отхватил себе кабинет, жутко тесный и захламленный, но отдельный, а вот остальным сотрудникам и офицерам — их насчитывалось с полдюжины — приходилось довольствоваться одним столом на несколько человек. По трем стенам, выкрашенным желтой краской, располагались большие окна. Все здесь было совсем не так, как в полицейском участке Чикаго, где у каждого имелся изолированный кабинет с побеленными стенами, в комнате отдыха было чисто, в холодильнике лежали старательно упакованные бутерброды, заготовленные к обеду заступившими на смену, и оттуда не пахло.