Григорий Глазов - Невиновных нет

- Здравия желаю. Мама говорила о вас. Чем обязан?

- Хотел бы повидаться с вами.

- Сегодня я буду все время дома. Можете приехать...

Четырехкомнатная квартира была из тех, что называют "барская", "престижная", "элитная". Обставлена импортной мебелью, ковров не было, полы укрыты по всему периметру ворсистым покрытием. На удобных стойках аппаратура, все - "Панасоник": видеомагнитофон, телевизор, музыкальный центр, радиотелефон. Все это Зуйков отметил быстрым взглядом, когда вошли в самую большую комнату.

- Садитесь, товарищ полковник, - предложил Фита-младший. Он был высок, ладен, с хорошей офицерской выправкой, одет по-домашнему - джинсы и голубая футболка. - Что вы думаете обо всем? - спросил, когда Зуйков сел в кресло.

- Да вот думаем, что же подтолкнуло вашего отца совершить такое.

- Вы полагаете это он сам?

- В прокуратуре убеждены. Материалы следствия позволяют говорить так, - уклончиво сказал Зуйков. - А вы что думаете?

- Если держаться официальной версии, не могу понять, почему отец это сделал. Вроде все у него было хорошо. В последнюю поездку во Францию я провожал его в Шереметьево. Он был весело-возбужден, сказал: "Если командировка будет удачной - с меня подарок".

- Ну и как? Привез?

- Да, этот музыкальный центр.

- Вы не помните, когда это было?

Сын Фиты назвал месяц и число.

- Почему вы запомнили число?

- В тот день я спешил, должен был работать переводчиком с американской военной делегацией, боялся опоздать, не ждал, пока отец пройдет формальности, уехал раньше.

- Он один улетал?

- Один.

- Михаил Анатольевич, я покажу бумажку с номерами телефонов, посмотрите внимательно, нет ли там знакомых вам номеров.

- Есть, - сказал Фита-младший, изучив цифры. Вот это - Екатеринбург, мой двоюродный брат Федька, командир автобата. Владивостокский номер - это телефон папиного близкого друга, Сергея Андреевича Лучко, когда-то был начальником краевого ОБХСС, сейчас, кажется перешел в угрозыск. Остальные мне не знакомы.

- Вы с отцом были в доверительных отношениях?

- Пожалуй.

- Как он оценивал криминализацию общества?

- Говорил, что со временем вся эта пена схлынет, еще пошутил: "А для тех, кто очень высовывается, найдется шумовка".

- Что он имел в виду?

- Да так, шутка.

- Ну, да Бог с ним, - Зуйков поднялся. - Извините, отнял у вас время... Да, вот еще что: отец не жаловался, что ему кто-нибудь угрожал, шантажировал? От матери вашей он мог скрывать, чтоб не нервничала.

- Нет, никогда. Врагов он вроде не имел.

- Ну и ладно, - Зуйков направился в коридор...

- Не замерз? - спросил он шофера.

- Нет. Куда едем?

- В управление... Впрочем, вези домой. Устал.

- Там, - высокий блондин, на лице которого сейчас в лунном свете Брустин разглядел шрам через обе губы, повел рукой в сторону кустов. Надо копать.

- Копайте! - старик отступил и уселся на широкий низкий пень, сразу почувствовав исходивший от него холод. Подумал: "Зря не надел теплые кальсоны... Впрочем, сейчас это неважно." Он удобно устроил правую руку, в которой держал пистолет, уперев локоть в колено.

- А чем копать? - глухо спросил рябой.

- Чем хотите! Руками, зубами!.. Чем хотите! - крикнул Брустин.

- В багажнике лопата, - осипшим голосом произнес высокий блондин.

- Нет! - резко выкрикнул старик. Он не знал, была ли это хитрость открыть багажник, что-то взять там... Что? Лопату, чтобы ею же ему по шее? Молоток?.. Оружие?.. Что это - надежда переломить ситуацию?.. Убьют его и зароют здесь же... где Миша... Может и хорошо?.. Рядом, вместе... навсегда...

В четыре руки те сгребали листья, обнажая землю - еще слегка рыхлую, незакаменевшую, не успевшую осесть под дождями, слежаться натвердо. Он пристально наблюдал, как они это делают. Когда ехали сюда, очень волновался, даже почувствовал, что началась тахикардия. Боялся, не выдержит, если они разроют могилу, боялся, что растеряется, они это почувствуют и тогда... Но сейчас им овладела совершенно трезвая способность наблюдать за жуткой работой этих двоих. Оба были молоды, сильны, изворотливы, особенно опасны сейчас, когда гадали, что последует, когда разроют могилу. Он полагал, что прежде они не знали страха, потому что все сходило с рук, он видел это по их лицам. Страх удваивал их силу, ловкость, атавистическую способность уходить от опасности. Но это было преимущество животных, обладавших лишь хитростью инстинкта. Его же преимуществом был опыт всей долгой жизни с сотнями проявлений зла, бесчисленные варианты которого он знал, как таблицу умножения. А главное, на его стороне был опыт трех лет фронта. Боже, сколько раз он, молоденький командир разведроты, ходил за линию фронта, проводил туда ребят из артиллерийской разведки, каких-то людей в полуштатском с тяжелыми рюкзаками. По их маленьким, специального назначения рациям "Север" он понимал, что люди эти уходят в немецкие тылы глубоко и надолго. Он вел этих людей, утопая в засасывающих, незамерзавших даже в январе болотах, через минные поля, снимая немецкие боевые охранения без выстрелов, тихо ударом малой саперной лопаты по основанию черепа или штыком-ножом под левую лопатку, или телефонным кабелем, захлестнув шею. Вспомнилась подробность: немецкий кабель тонкий - синий или красный, - был неудобен, гладкий, скользил в пальцах, наш же удобней, грубее, в черной смолистой оплетке, он оставлял на шее черный след, как и на ладонях от протяжки, когда случалось тянуть связь и когда он отматывался с гремящей катушки, пальцы и ладони потом долго пахли то ли смолой, то ли сапожным варом... Ничего этого не знали эти двое, скребшие пальцами землю. Не знали они и того, что стреляет он одинаково с обеих рук и из любого положения. Он был для них просто выжившим из ума опасным стариком с пистолетом в руке, лежавшей на колене... Он, правда, не стрелял давно, очень давно... с сорок пятого года не держал в руках оружия. И все же рукоять "Збруевки", согретая ладонью, лежала в ней привычно надежно. Он стал зябнуть. Это плохо, коченели пальцы, что еще хуже. Понял, что копать руками они будут до рассвета. Ладно, теперь он знает, где они зарыли Мишу. Это главное.

- Кончайте! - велел он.

Те поднялись, машинально вытерли руки о штанины.

- Откуда приехали?

Молчание.

- Оглохли?!

- Из Риги, - ответил рябой.

- Зачем?

Снова молчание.

- Я спрашиваю: зачем? - он шевельнул пистолетом.

- За машиной, - снова ответил рябой.

- Врешь, сволочь! Так далеко за этим ехать не нужно!

- Послали. Одного напугать.

- Кого?

- Тебе что за разница, - огрызнулся высокий блондин. - Ты получил с нас свое.

- Получу, - кивнул старик. - Так кого?

- Не знаем, нам адреса еще не дали, - соврал рябой.

Брустин почувствовал, что рябой характером послабее, разговорчивостью хочет что-то выторговать или выиграть время.