Григорий Глазов - Ночной пасьянс

С этой бумажкой Щерба отправился в машбюро. Еще на подходе услышал, как вразнобой трещат машинки. "У девочек много работы, - подумал он, втиснуться не удастся". К тому же знал, что его появление в машбюро повергало машинисток в ужас: почерк у него был мерзкий, не буквы, а намеки, понятные лишь ему...

Щерба пошел в приемную. Секретарша что-то записывала в большую регистрационную книгу. Услышав шаги, она подняла голову:

- Что, Михаил Михайлович?

- Зоечка, шесть строк. Срочно. А?

- Только если будете диктовать. Сколько закладок? - она прошла к столику, где стояла машинка.

- Две...

Вернувшись к себе, Щерба позвонил Скорику:

- Виктор Борисович, чем заняты?

- У меня участковый. Хочу, чтобы он поговорил с дворниками. Может кому из них попадались туфли в урнах, в мусорных баках.

- Хорошо... Вам сейчас завезут одно письмо. Поезжайте с ним в ГТС. Пусть при вас все сделают, дождитесь, иначе они начнут тянуть резину... Оттуда сразу ко мне.

- А что за письмо, Михаил Михайлович?

- Поймете, когда прочтете...

Разгонных машин прокуратура не имела, приходилось в экстренных случаях клянчить: редко у областного прокурора его "Волгу", если он никуда не собирался, иногда у первого зама, а чаще у криминалистов их спецфургончик. Письмо можно отправить и почтой, но ответ пришел бы через неделю, а ждать не хотелось.

Выпросив на десять минут спецфургончик, Щерба вручил шоферу конверт с письмом и напутствовал:

- В Красноармейскую. Следователю Скорику в руки. Туда бегом и обратно бегом. Иначе твой шеф не тебя, а меня... Понял?..

К удивлению Щербы Скорик управился довольно быстро. Он выложил на стол бумажку с номерами телефонов в Киеве, Черновцах и в Тернополе, с абонентами которых разговаривал Шиманович. Кроме того имелась расшифровка и "прочие". Это оказались две телеграммы, отправленные Шимановичем по телефону, обе адресатам в Подгорске, и один телефонный разговор с Ужвой.

- Надо установить, кто есть кто? - спросил Скорик. Деловитость Щербы передалась и ему: можно заняться хоть чем-то конкретным, что имело начало и конец. Разумеется, все это могло завершиться пустыми хлопотами, как и прежние усилия, но важно было делать хоть что-то осязаемое, а не блуждать в потемках натужных размышлений, сидя за столом.

- Да, - кто есть кто, - Щерба еще раз перечитал принесенные Скориком данные. - В Киев и Тернополь я позвоню сам. У меня там приятели в Прокуратуре республики и в УВД. Вы возьмите на себя Черновцы, телеграммы и Ужву...

Щерба шел на работу в хорошем настроении. Даже не мог объяснить себе, в чем причина. Просто было хорошо: выспался, затылок не болел, синь неба словно закостенела, ни дуновения, ни облачка, воздух еще не задушен выхлопами автомашин, ничто не жало, не давило, не мешало идти свободно. Правда, забыл вычистить туфли. Вспомнил слова жены: "Что бы ты ни надел, даже самое лучшее и дорогое, внимание обратят на твои вечно грязные туфли. Почему ты не чистишь обувь?" - "Забываю. Ты напоминай..."

Войдя к себе, он сел за стол, закурил и сразу потянулся к листку бумаги, оставленному с вечера в центре стола. Там были записаны результаты вчерашних звонков в Киев и Тернополь. Выяснилось, что киевский номер, по которому звонил Шиманович, принадлежит одному из отделов Центрального государственного архива УССР; приятелем Щербы в Прокуратуре республики был найден человек, с которым Шиманович разговаривал по поводу каких-то документов, относящихся к 1912 году. Тернопольский разговор Шимановича состоялся с адвокатом-пенсионером, ровесником Шимановича.

Поразмыслив, Щерба решил не посылать пока отдельные поручения ни в Киев, ни в Тернополь с просьбой поглубже допросить этих двух абонентов.

В полдень явился Скорик. Он был свеж, как младенец после купания, тщательно выбрит, как всегда наглажен, в кабинете сразу запахло каким-то мягким лосьоном. Щерба не переносил эти, как он называл, "парикмахерские" запахи. Когда-то, в молодости, он кропил себя "Шипром", потом, женившись, прекратил, жена невзлюбила резкий дух этого одеколона.

- Садитесь. Ну что? - Щерба по-воловьи вскинул глаза.

- Я все сделал, Михаил Михайлович. Сперва Черновцы. Шиманович звонил своему однокашнику по гимназии. Теперь телеграммы. Обе отправлены по Подгорским адресам. Одна - поздравительная, с днем рождения, знакомому нам директору букинистического магазина Зубареву. Вторая - тоже известному нам человеку, директору облархива Ковач Надежде Францевне, и тоже поздравительная... А мы даже не знали, что они знакомы...

- Вам надо будет встретиться с нею. Поговорите.

- Хорошо... Наконец, Ужва. Шиманович разговаривал десятого августа. Телефон принадлежит некой Бабич Ульяне Васильевне. Пенсионерка. Связаться с ней не удалось. Я звонил несколько раз, никто не снимал трубку. Может, позвоним в Ужвинскую прокуратуру, пусть они встретятся с нею?

"Это самое естественное", - подумал Щерба. Но тут же засомневался: давая следователю прокуратуры или милиции в Ужве перечень вопросов, интересующих его, придется довольно подробно вводить их в курс дела, о чем-то предупреждать, чтоб не напутали, короче - посвящать и просвещать.

- Я, наверное, сам съезжу туда. Так проще... Немного мы добыли из нашей затеи, а, Виктор Борисович? - быстрым движением пальцев Щерба поскреб пухлую щеку.

- Так я пойду в облархив?

- Сходите, - как-то равнодушно ответил Щерба.

И поняв это, как то, что Щерба не видел особого проку в его походе к директору архива, Скорик спросил:

- А что потом будем делать, Михаил Михайлович?

- Давить Соколянского и его сыщиков.

Скорик кивнул и вышел.

В Ужву Щерба решил ехать к концу дня, полагая, что так большая вероятность застать кого-нибудь дома. Кого? Он и сам толком не знал, кто конкретно ему нужен. Просто в конце дня люди возвращаются с работы - вот и весь расчет. Единственное, что он точно знал - это кому принадлежал телефон 3-15-21: Бабич Ульяне Васильевне, проживающей по улице Черешневая, 5. Номер квартиры не указывался, вероятно, дом частный.

Машину Щерба выпросил у криминалистов. Шофер гнал по шоссе, словно был один на нем, - ни параллельного, ни встречного движения, - а идя на обгон, включал "мигалку"-сирену. Щерба не любил такой езды, тем более, что прошел короткий мелкий дождик, смешался с пылью, и дорога была скользкая, как намазанная мылом.

- Ты что, всегда так ездишь? - спросил Щерба у водителя, лихо державшего баранку левой рукой, локоть по-пижонски наружу, за опущенное стекло, а правой - ручку коробки передач.

- Всегда, Михаил Михайлович. А что?

- Так вози своего хозяина, а я больше восьмидесяти не выдерживаю, начинается ощущение невесомости. И выключи, пожалуйста, мигалку.

- А мой шеф любит при полном параде. Как только на трассу выскочим, так он и говорит: "Включай, Володя, рок-музыку!" Это значит - сирену и мигалку...