Чингиз Абдуллаев - Флирт в Севильи

— Не нужно гадать. В таких случаях хуже всего обвинить невиновного человека. В некоторых демократических странах считается, что лучше отпустить десять виновных, чем осудить одного невиновного. В некоторых авторитарных странах считалось, что лучше посадить десять невиновных, чем отпустить одного виновного. Знаете поговорку «Лес рубят — щепки летят». Но мне не нравится ни первый вариант, ни второй. Осуждать невиновного нельзя, это противоречит и здравому смыслу, и чувству справедливости. Но отпускать виновного тоже неправильно. Иначе чувство безнаказанности рождает вседозволенность. И тогда в обществе появляются люди, которые считают возможным для себя плевать на остальных, не считаясь с их мнением и законами государства. Поэтому мне так нравится Конфуций. Плати добром за добро, а за зло плати по справедливости. Может быть, я поэтому начал заниматься своим делом, Лена, чтобы платить за зло по справедливости. Но пока у меня нет фактов, указывающих конкретно на причастность кого бы то ни было к этому убийству.

В отель они возвращались молча, и каждый думал о своем. Когда они вошли в холл, к ним подошел сотрудник службы безопасности, допрашивавший Дронго вместе со следователем.

— Я вас ждал, — сухо сказал он по-английски. — Не думал, что вы вернетесь так поздно.

— Вы говорите по-английски? — спросил Дронго.

— Немного, — скромно ответил незнакомец.

— Как вас зовут? — устало спросил Дронго.

— Диего Таррега, — представился незнакомец. — Мне нужно с вами поговорить.

— Идемте, — согласился Дронго. — Только давайте сначала проводим сеньориту, а потом зайдем ко мне.

Они проводили Лену до номера. Когда Доколина входила в свою комнату, она обернулась к Дронго.

— Вы уверены, что убийца никого больше не тронет?

— В отеле остались дежурить полицейские, — напомнил Дронго, — и работают все камеры. Не беспокойтесь. Я думаю, что вы можете спать спокойно.

Когда Лена закрыла дверь, он прошел в сопровождении Тарреги до своего номера и, открыв дверь, вошел в просторный триста первый номер.

— Садитесь, — пригласил он гостя, — и теперь скажите, зачем я вам нужен.

— Мы навели справки, — объяснил Таррега, — проверили ваше сообщение. В прошлом году в Барселоне уже был похожий случай. Там тоже перерезали провода камеры аналогичным способом. Кто-то вычисляет угол наблюдения камеры и умудряется подойти так, чтобы сначала блокировать камеру, а затем перерезать провода. Оба раза преступнику удавалось осуществить задуманное именно потому, что камеры не были статично закреплены. Когда камера уходила в сторону, преступник подходил к ней и очень умело отключал.

— Значит, второй случай подряд?

— Второй, — подтвердил Таррега, — но в Барселоне никого не убили.

— Может, у преступника тогда не получилось? — предположил Дронго.

— Кроме погибшей там были еще трое, — напомнил Таррега, — Балодис, Меднис, а также коммерческий директор, сеньора Озолинь. Значит, убийца кто-то из них троих.

— Возможно, — согласился Дронго, — остается лишь определить, кто из них перерезал провода и для чего.

— Поэтому я и пришел к вам. Я попросил проверить еще раз. Вы в Европе слишком известный человек, чтобы так просто появиться в Севилье, и именно в том отеле, где произошло убийство. Вы приехали вчера вечером, а ночью прилетела группа из Латвии. Мы проверили и ваше сообщение о нападении на одну сеньориту в Риге. Здесь тоже все подтвердилось. В Латвии не только напали на эту сеньориту, но и угрожали другой, которая приехала вместе с вами. Возможно, вы прибыли сюда, уже подозревая кого-то из членов группы?

— Нет, — ответил Дронго, — я никого не подозревал. Иначе бы обратил внимание на поведение подозреваемого. Думаю, что завтра нужно более подробно поговорить с каждым из группы. Преступник не может все время врать. Рано или поздно он допустит ошибку, и тогда можно установить, где именно он ошибся.

— Мы проверили отпечатки пальцев в номере, — сообщил Таррега, — кроме отпечатков самой убитой там нашли отпечатки еще одного человека. Завтра утром мы проверим отпечатки всех членов группы и выясним, кто был в ее номере.

— Не уверен, что все так просто, — возразил Дронго, — у убийцы было совсем немного времени. Не забывайте, что я видел сеньору Омельченко перед тем, как она отправилась в свой номер. И возможно, я был последним, кто разговаривал с ней.

— Режиссер Круминьш сообщил, что стучал к ней в номер и она отвечала ему из ванной комнаты, — сообщил Таррега. — Похоже, что последним был именно он. Но у нас его слова вызывают некоторое сомнение. Дело в том, что у нее были сухие волосы и она явно не принимала ванну или душ.

— Может, она мыла руки, — буркнул Дронго, — мало ли зачем человек может войти в ванную комнату. Круминьш сообщил мне то же самое еще до того, как была обнаружена убитая Омельченко. Он был потрясен ее смертью. Кажется, он питал к ней довольно нежные чувства.

— Круминьш был потрясен, — согласился Таррега, — но нам показалось, что он немного заторможен. Вы не знаете, он не увлекается наркотиками? Обычно творческие люди…

— Мне об этом неизвестно, — перебил Дронго своего собеседника, — если он увлекается подобными вещами, то вам нужно взять его кровь на анализ и выяснить, что именно он принимает. А до этого подобные разговоры кажутся мне не совсем этичными. Надеюсь, вы меня понимаете.

— Понимаю.

Таррега поднялся и подошел к двери. Затем обернулся и сказал:

— Мы нашли отпечатки пальцев и на дверной ручке. Наш криминалист завтра утром возьмет отпечатки у всех членов вашей группы. Включая и вас, сеньор Дронго. Я надеюсь, что вы не обидитесь. До свидания.

Он вышел из номера и закрыл за собой дверь. Дронго продолжал сидеть в кресле. Затем поднялся и подошел к окну.

Через улицу был виден магазин компьютерной техники, в котором круглосуточно работало интернет-кафе. Местные ребята засиживались здесь по ночам, так как существовал специальный льготный ночной тариф. Огни магазина ярко светились в ночной темноте.

«Двадцать первый век, — подумал Дронго, — новое тысячелетие. А люди по-прежнему обманывают, убивают друг друга, пытаются свести счеты, сходят с ума и ненавидят себе подобных. Человечество не умнеет и не меняется».

Дронго принял душ и лег спать.

Спал он достаточно тревожно, хотя его редко мучили кошмары. Тревожные мысли не давали заснуть.

Еще совсем маленьким мальчиком он часто видел кошмары, которые заставляли его просыпаться и бежать к матери. Уже будучи взрослым, он понял, что глубокая впечатлительность ребенка связана с бурным детским развитием. Кошмары преследовали его довольно часто, и мать, чтобы успокоить сына, водила его по комнатам. Пока однажды ему самому не надоели подобные ужасы. И он заставил во сне отступить кошмар. Маленький ребенок во сне победил свой кошмар. Проснулся он тогда с удивительным ощущением победы. Ему было шесть или семь лет. Он заставил кошмар отступить раз и навсегда.