Иван Путилин - 40 лет среди грабителей и убийц

Синев слушал ее рассказ, испытывая при этом и безумную ревность, и жгучее сострадание. Кто этот человек? Как его зовут? Где он проживает? Синев хотел знать все, но жена не отвечала на его вопросы.

Их семейная жизнь превратилась в настоящий ад. Он бил ее, а потом вымаливал прощение. Он заставлял ее повторять историю несчастья, останавливаясь на самых оскорбительных подробностях, и потом обзывал самыми обидными именами. Наконец он вырвал у нее имя ненавистного человека. Много раз Синев был готов убить его. Жизнь стала для них невыносимой, и в одну безумную ночь они решили, что Кузнецов должен быть убит. Эта мысль все более овладевала их умами, превращаясь в жажду отмщения.

Он нашел Соньку-гусара, продумал весь план и привел его в исполнение. Для этого он купил нож.

В шесть часов они заняли второй номер и пили в нем, поджидая жертву. Потом он отодвинул шкаф, открыл дверь. В девять часов они услыхали голоса Кузнецова и Соньки. Их разделяла только стенка шкафа. Часов в десять Сонька ушла. Вошел слуга и ушел, хлопнув дверью. Они подождали еще с полчаса, и Синев, отодвинув шкаф, вошел в номер. Она следила. Он отомстил своему врагу…

Когда они вернулись в номер, она лишилась чувств. Он закрыл дверь, задвинул шкаф, вымылся и привел ее в чувство. Дождавшись рассвета, они уехали. Она вернулась домой, а он поехал в Псков и вернулся оттуда в другом пальто и обритый.

Присяжные чуть не плакали, слушая их душевную драму, и содрогались, слушая историю мести. Защитник сказал блестящую речь, но присяжные все-таки нашли их виновными.

Суд приговорил их к каторжным работам, его на восемнадцать лет, ее — на двенадцать. Соньку-гусара оправдали.

9 января 1886 года пристав первого участка Александро-Невской части сообщил сыскной полиции об убийстве сторожа церкви при Петербургской духовной академии, отставного рядового Павла Новикова.

Убийство несчастного церковного сторожа было совершено в сторожке покойного. Это было убогое, крохотное жилище. Стол, несколько табуретов, в углу — кровать, около нее в луже крови лежал Павел Новиков. Голова его была разбита, череп проломлен. Из черепной трещины виднелись мозги, залитые кровью. На лице застыло выражение жестокого страдания. На полу неподалеку от трупа Новикова лежало старое, рваное пальто. Из опроса служащих в здании духовной академии установили, что пальто это не принадлежало убитому, потому что у него было другое, которое, очевидно, похищено убийцей.

— Скажите, — спросил следователь, — не слыл ли покойный за человека состоятельного? Убийство совершено, по-видимому, с целью грабежа…

— Нет, — ответили все опрашиваемые.

— Не замечалось ли, чтобы кто-нибудь особенно часто посещал убитого?

— Да к нему, почитай, никто и никогда не приходил. Он жил совершенно бобылем. Вот разве не прослышал ли злодей, что у Новикова находится ключ от церкви?

— А ключ действительно хранился у убитого?

— Всегда. А в церкви ведь большие сокровища находятся. Может, кто вздумал ключ украсть у бедняги, отпереть им церковь и обокрасть ее.

Стали разыскивать ключ. Найти его было не трудно — он лежал под подушкой убитого. Осмотрели церковь — там все оказалось в полнейшем порядке, в полной сохранности. Ничего из церковных богатств не было тронуто.

Дело представлялось чрезвычайно странным. Церковь не ограблена, вещи убитого тоже были целы, к ним убийца даже не прикасался. Единственно, что исчезло из сторожки церковного сторожа — это его пальто.

Новикова видели поздно вечером, а обнаружено кровавое происшествие рано утром. Отсюда следовало, что убийство было совершено глухой ночью, то есть как раз в то время, когда все было погружено в глубокий сон.

— Скажите, — обратился следователь к смотрителю здания, — все ли ваши служащие налицо?

— Все.

— И что же, эти служащие — все старые, давнишние или, быть может, среди них есть недавно поступившие?

— Один есть действительно вновь поступивший два дня тому назад вместо уволенного от службы при водокачке Андрея Богданова.

— А за что был уволен этот Богданов?

— За пьянство, грубость, вообще за отвратительное поведение.

Из путаных и разноречивых показаний низших служащих установили, что Богданова видели не далее, как накануне убийства Новикова. Одни говорили, что он пробыл тут недолго, другие — что он даже в ночь происшествия играл в пекарне в карты.

Путаные показания служащих можно было легко объяснить. Они боялись сознаться перед начальством в том, что водят знакомство и дружбу с прогнанным за пьянство и скандалы Богдановым.

Следственная власть сразу заподозрила Богданова в убийстве несчастного сторожа. По всем трактирам и трущобам были разосланы агенты с целью его задержания.

Обследовав несколько трактиров и притонов, агенты зашли в трактир «Коммерческий» на Гончарной улице. Их внимание привлек субъект, сидевший за бутылкой водки, полупьяный, отталкивающей наружности. Одному из агентов бросилось в глаза, что рукава пальто этого субъекта непомерно коротки. Пальто было явно узко и в груди, вообще сразу было заметно, что оно с чужого плеча.

— Обратите внимание на этого человека, — обратился тот агент к своему товарищу. — Что вы скажете о пальто этого субъекта?

— Вы думаете, оно с убитого Новикова? — ответил тот, сразу понявший сослуживца, — Ошибаетесь. Служители духовной академии показали на допросе, что у Новикова пальто было хорошее, а это. взгляните, рвань какая-то.

— Ну, уж такого ответа я не ожидал! — тихо промолвил первый агент. Неужели вам неизвестна привычка воров и убийц обменивать украденную одежду на плохонькую и получать разницу, которую они на своем мошенническом жаргоне окрестили «пониманием»?

— Ваша правда, — сконфуженно пробормотал недогадливый агент. — Что же нам делать? Арестовать его?

— Погодите… Прежде чем мы это сделаем, не мешает убедиться в справедливости моего подозрения. Кто знает? Мало ли по Петербургу шляется субъектов в пальто с чужого плеча. Вы сидите за столом, а я подойду к нему и немного попытаю.

Агент поднялся и колеблющейся походкой пьяного человека направился к столику, за которым пил водку подозрительный субъект. Этот агент, Шереметьевский, был одним из наиболее ловких и даровитых чиновников сыскной полиции. Подойдя к столику. Шереметьевский остановился, шатаясь, перед пьяным субъектом.

— Позвольте присесть?

— Зачем? — прохрипел тот.

— Компанию разделить. Кучу я сегодня! Деньги получил, ну и того… кучу! А лицо мне ваше симпатично, друг мой любезный!

— Пожалуй… Садись… — запинаясь, буркнул тот.