Рид Коулмен - Хождение по квадрату

— Спасибо, сестра, это любезно с вашей стороны, но не сейчас. Может быть, когда все утрясется, мы назначим свидание в пиццерии и поговорим.

— Мы назначили свидание. У вас есть дети?

— Дочь, — сказал я и протянул фотографию Сары с выпускного вечера. — Ей сегодня исполнилось восемнадцать.

— Ох, какие рыжие волосы, она просто красавица!

— Предполагается, что через несколько недель она поедет поступать в Мичиганский университет, — сказал я с гордостью и раздражением одновременно.

— Предполагается… — повторила она. — Какие-то проблемы?

— Парень. Послушайте, сестра Маргарет, мы можем…

— Безусловно.

Некоторое время мы молча жевали, но потом я перевел разговор на Тайрона Брайсона. Как он попал в хоспис? Как долго здесь находится? Что сестра Маргарет знает о нем и его прошлом?

Ответы были прямыми, но узнал я немного. Брайсон попал в хоспис после лечения в одной из клиник прихода. В хосписе Святой Марии он находится три недели. Сестра Мария не слишком много узнала о мистере Брайсоне, кроме того, что он жил на улицах Нью-Хейвена. Его единственным имуществом была одежда с чужого плеча, клочок бумаги с моим именем и вырезка из газеты. Он был уроженцем Нью-Йорка. Это он сам ей рассказал и со дня прибытия в хоспис умолял, чтобы кто-нибудь разыскал меня.

Я начал рассказывать некоторые обстоятельства моего участия в деле Патрика Малоуни и дошел до звонка Рико, когда зазвонил мой мобильный телефон.

— Это вас. — Я передал через стол трубку сестре Маргарет.

— Он пришел в себя, — сказала она, — но неизвестно, долго ли будет в сознании и случится ли это снова.

Я с перебором кинул деньги на стол и пошел следом за сестрой, жалея, что не захватил с собой остаток пиццы. Странные мысли иногда приходят людям в голову.

Первые поцелуи несут с собой ничем не замутненные сладкие открытия, так отличающиеся от первого опыта в постели. Каким-то образом неловкость первых поцелуев усиливает их прелесть. Как надо повернуть голову? Понравится ли ей, если я возьму ее за подбородок, или я должен обнять ее, либо вообще не должен дотрагиваться до нее руками? Закроет ли она глаза? Должен ли я посмотреть, чтобы убедиться в этом? Раскроет ли она губы? Если да, должен ли я этим воспользоваться? И когда в конце концов, несмотря на сложные расчеты, вы ударяетесь носами, вам становится забавно, и неловкость исчезает, как туман.

Обед был съеден в полной тишине, и мы погрузились в раздумья о последствиях и возможностях. Доведенный до помутнения рассудка сладким запахом лука, который жарился в масле и курином жире, я погрузился в образы прошлого — представил себе Бабу Хану в больших домашних тапочках, с сеткой на волосах и домашнем платье стоящей на кухне перед плитой и жарящей куриную печенку.

Я был таким романтиком. Интересно, может, Кэти тоже погрузилась в подобные воспоминания? Что бы на это сказал Фрейд? Наверное: «Передай мне черный хлеб и куриные шкварки».

— Чему вы смеетесь? — спросила она, когда я закончил нарезать свой кусок штруделя.

— Ничему, — солгал я.

Даже если бы я очень постарался, то и тогда я не смог бы найти изящный способ объединить Фрейда, мою бабушку с материнской стороны, жареную печенку и округлости груди Кэти в осмысленную фразу, которая не оскорбила бы девушку и не выставила меня невменяемым. Я подозревал, что в тот момент мы оба простили бы друг другу почти все, но не хотел рисковать.

Решив, что двадцать долларов на рыло — сумма вполне достаточная для каждого, кто пожелает оказать Кэти помощь, я договорился с менеджером ресторана, чтобы он обналичил чек. Добиться этого в Нью-Йорк-Сити — примерно такой же подвиг, как находка святого Грааля и выигрыш в трехкарточный монте. [28] Трехкарточный монте — мексиканская карточная игра. Помог мой полицейский жетон, но решили дело плакат и искренность Кэти. В качестве благодарности мы предложили менеджеру двадцатку. Он отказался и принялся приклеивать плакат с Патриком на дверь.

— Ненавижу банки, — сказала Кэти, когда мы двигались пешком к центру. — Они владеют нашими деньгами двадцать четыре часа в сутки, но доступ к ним ограничен шестью часами и пятью днями в неделю. Неправильно, что приходится умолять, чтобы вам отдали ваши же деньги.

— Кое-где в стране проводят эксперимент с автоматами, выдающими наличность, — сказал я ей. — Ограниченные часы работы банков хороши, чтобы управлять человеческими порывами. Позволить людям иметь доступ к своим деньгам в любое время — не слишком удачная мысль. Даже уравновешенные люди порой принимают очень глупые решения на полный желудок в три часа ночи. Я не думаю, что предоставление наличности в любое время принесет обществу пользу.

— Понимаю вашу мысль.

— Кроме того, плохие парни любят банковские автоматы. Количество уличных грабежей стремительно возрастет, а продажа наркотиков станет индустрией.

— Вы все еще рассуждаете как полицейский.

— Буду считать это комплиментом, — сказал я и снова ее поцеловал.

Расположенный за пределами Бродвея, ниже Канал-стрит, в той части Манхэттена, которая не очень отличалась от соседних с «У Пути» кварталов, «Грязный бар» был нашей третьей остановкой. Этот район все еще оставался торговым, и было непохоже, что он скоро превратится в богемный. Танцзал «Грязного бара», по сравнению со «Студией-54», все равно что ад в сравнении с Ватиканом: ни мишуры, ни неона, ни папарацци. Если бы не особи в черной коже, стоявшие на ступеньках перед зданием маленькой фабрики, вы бы могли и не заметить этого места.

Я показал свой жетон одному из вышибал в куртке мотоциклиста и попросил позвать кого-нибудь из администрации. Он что-то буркнул, обернулся, шепнул пару слов кому-то у себя за спиной. Появился невысокий стройный мужчина с ярко-пурпурным гребнем прически «ирокез», болезненно бледной кожей и черной губной помадой на губах. Его уши были утыканы кнопками, английскими булавками и бритвенными лезвиями, так что окажись он между двумя магнитами, его лицо растянулось бы в разные стороны. Усталые веки и опущенные уголки рта придавали ему, вопреки всему этому металлу и макияжу, скучающе-изысканный вид, более приличествующий французскому аристократу восемнадцатого века, чем панку-рокеру.

— Вы не можете пройти сюда по полицейскому значку, — сказал он, глядя мимо меня и указывая на людей в толпе. — А почему трость, новый отряд под прикрытием? — Он почти улыбался

Шутка быстро становилась избитой.

— Я не собираюсь проникать внутрь, — сказал я, — мне необходимы всего две минуты вашего времени.

— Прошу вас! — Из-за моего плеча выглянула Кэти. — Пожалуйста.