Лин Гамильтон - Тайский талисман

Кровь Кхун Воравонгсы на мне. Смертоносный удар был нанесен не моей рукой. Об этом позаботились другие. Однако погиб он из-за того, что я сказал и кому. Временами, когда полная луна пронизывает светом, словно тьму ночи, глубочайшие тайники моей души, я чувствую себя виноватым. Это не значит, что раскаиваюсь в своем поступке. Я видел то, что видел, и не сомневаюсь в виновности этого человека.

Думаю, смятение в моей душе вызывают три причины. Первая — жуткое сознание, что будь я более наблюдателен, или скорее, поскольку дал себе слово, что буду совершенно честен в рассказе о том, что произошло, не будь так поглощен собой, другие могли не погибнуть. Вторая — вопрос, был ли Кхун Воравонгса принужден к своему ужасному поступку тем существом, которое я считаю насквозь порочным, способным соблазнить даже самого добродетельного из нас, и потому заслуживал какого-то сочувствия. Третья — сознание, как много я получил от его смерти, гораздо больше, чем мог ожидать от жизни, даже чем мог представить в самом необузданном воображении: роскошный дом со всем богатством, но, более того, место среди ближайших советников короля Чаккрапхаты и, самое важное, окружение самых красивых на свете женщин.

Завтра, если сообщения наших разведчиков верны, мы вступим в бой с противником. Мы знаем, что наш злейший враг, бирманский король Табиншветхи, [2] 1512–1550 гг. надеясь получить выгоду от политической сумятицы последних месяцев, перешел горный перевал с большой армией, а нас в это время атакует на восточном фланге кхмерский король Лавак. Мы осаждены со всех сторон.

Уверен, что во главе с нашим добрым королем Чакрапхатом, который собственным примером укрепил наше мужество, мы наверняка победим. Но я вполне могу пасть в битве, если не завтра, то в скором времени. Поэтому описываю события, приведшие к убийству Кхун Воравонгсы и других людей, и свою роль в его гибели.

Возможно, я повинна в смерти человека. Обнаруженный в реке Чао Прая мертвец погиб не от моей руки. Были и другие, стремившиеся лишить его жизни. Но иногда, в самые темные часы ночи, когда мир до того тих, что успокоить демонов страха и вины невозможно, я задаюсь вопросом, было ли оправдано то, что произошло, хотя доказательства его вины были очевидны всем.

Возвращаясь памятью к тем событиям, я ищу объяснений тому, что делала и говорила, той минуте, когда потеряла всякую объективность, когда инстинкт самосохранения заглушила жажда мести.

«Май пен рай» на тайском языке означает «Это пустяк, это неважно». Представляет собой экзотическую и более циничную версию выражения «Не беспокойся, будь счастлив», своего рода коллективное пожатие плечами в ответ на превратности жизни. Дух его проводит обычного тайца через обычный день крушений, неудач, раздражений, и даже удовольствий. Но когда Уильям Бошамп в последний раз запер дверь своего антикварного магазина на втором этаже здания рядом с бангкокской Силом-роуд и тихо исчез с лица земли, я нашла, что май пен рай может служить тонким, но почти непроницаемым покрытием бурлящей массы продажности, зла, и даже убийства. «Май пен рай» означает «Это неважно». Беда в том, что это было важно для Натали Бошамп и для меня, может быть, очень важно.

Мое превращение из антиквара в сознательную или нет сообщницу убийцы началось, как, видимо, начинается и многое, среди обыденных, если не совершенно банальных дел самого обычного дня.

— Задумывалась ты когда-нибудь, что происходит с некоторыми людьми, когда они уезжают на восток? — спросил в тот день Клайв Суэйн, отступая назад, чтобы полюбоваться выставкой мебели мексиканского патио, которую только что организовал. — Дело в жаре? Лара, ты бываешь там не реже двух раз в год и возвращаешься той же. Усталой, возможно, слегка раздраженной, но, в сущности, не изменившейся.

— Клайв, это имеет отношение к тому, что мы делаем сейчас? — ответила я, перебирая счета на прилавке. — Да и вообще к чему бы то ни было?

— Ты помнишь Уилла Бошампа, не так ли? — сказал он.

— Помню, конечно.

— Так вот, он исчез!

— Понятно, — сказала я. — Коллега-антиквар едет в Азию за товаром, присылает оттуда факс — факс! — жене и ребенку с сообщением, что никогда не вернется, а мы называем это исчезновением, разве не так?

И закрыла кассовый ящик с несколько большей силой, чем требовалось.

— Это давняя история, — сказал Клайв. — С тех пор прошло не меньше двух лет. А теперь он исчез по-настоящему. Бесследно. За дверью накопилась почта, на холодильнике зеленая слизь. Вот такое исчезновение.

Пока он говорил, я увидела, как ко мне несется оранжевая молния, и ощутила удар знакомой лапы по щиколотке.

— Кстати, об исчезновениях, — сказала я, глядя на стратегически установленное в углу магазина зеркало. — Посмотри-ка, что в задней комнате взволновало Дизеля. Думаю, исчезновение — то, что может случиться с одним из наших маленьких нефритовых Будд в нише. — И добавила: — Молодая женщина в желтой блузке.

— Нет, она не взяла Будду, — заговорил Клайв несколько минут спустя, когда Дизель, сторожевой кот компании «Макклинток и Суэйн», стоя в дверном проеме, рычал вслед потенциальной воровке. — Надеюсь, и ничего другого. Право, Лара, иногда я думаю, что нам следует выставить на улицу стол с табличкой: «Бесплатные вещи. Берите, пожалуйста». Это избавит нас от многих волнений, и мы сможем уйти на покой. Разумеется, нищими. Молодец, Дизель, — сказал он коту, почесывая его под челюстью. — Получишь награду, как только схожу в гастроном. Думаю, креветок. Нет — шварцвальдской ветчины! Что на это скажешь?

Кот мурлыкал.

— Клайв, уверена, что она ему не понравится, — сказала я. Кот и бывший муж воззрились на меня, склонив набок головы. Меня удивило, что, хотя долго знаю обоих, я до этой минуты не замечала, как схожи их манеры и как оба ухитряются не делать того, что я от них хочу.

— Она становится выжившей из ума старухой, правда, Диз? — сказал Клайв, поглаживая кота. — Не будем обращать на нее внимания. Однако возвратимся к Уиллу. От него, кажется, несколько месяцев не было ни слуху ни духу.