Анна и Сергей Литвиновы - Золотая дева

Но, получается, они тут тоже наврали.

И как после всего этого любить людей, которые на самом деле ей – никто? Как продолжать им верить?..

Маша наконец выключила злосчастный суп – бульон давно выкипел, на дне остались подгоревшие рис с картошкой. Кастрюля тоже выглядела ужасно – вся почернела от копоти. В другой день девочка бы расстроилась, потому что мама всегда ругала ее за «безрукость», но сегодня ей было совершенно наплевать. Больше того: очень хотелось разнести к чертям весь любимый мамин уют. Все эти тщательно отполированные бокалы и хрустальные салатницы в горке, безупречный порядок мисочек и кастрюль, стройные ряды тарелок на сушке. Весь гармоничный, ладный, мещанский мирок, который оказался фальшивым до самого донышка.

Но Маша все же не стала ничего крушить. Просто поставила в раковину безнадежно обугленную кастрюльку. Бросила злосчастную папку на столе. Оделась. И ушла. Брела по знакомым улицам и вспоминала, вспоминала…

Вот детская площадка, совсем рядом с домом. Горка, качели, еще и шведская стенка, и турник. Мама рассказывала, что приходила сюда вскоре после родов. Ставила коляску под березой. И, пока ее кроха-дочь спала, пыталась подтягиваться, делать «уголок». Восстанавливала форму… Но она, получается, никогда не рожала. И восстанавливать ей было нечего. Зачем, зачем мама придумывала все это?!

И к чему были постоянные разговоры, что глаза у Машеньки абсолютно мамины и нос тоже ее, красивый и прямой, а вот пухленькие губки достались от папы. А русые волосы – от бабушки по папиной линии. А упрямство – от деда…

Ничего этого в реальности не было! И она даже не знает, как выглядят ее настоящие мать и отец! И кто они. И почему бросили ее, едва она родилась…

Получается, по-настоящему она появилась на свет двадцатого ноября. А заявление в суд родители подали в начале марта. И домой ее забрали, наверно, только после того, как получили свидетельство об удочерении. Но где она провела первые в жизни четыре месяца? В роддоме, в детской больнице? Или родная мать сначала забрала ее домой, но потом все же решила отдать на милость чужим людям?.. И, главное, почему она так сделала? Выносила (а это ведь тяжело). Родила (одноклассница Люська, которая врачом хочет стать, говорит, что рожать вообще дико больно). Назвала необычным и красивым именем Карина. И отдала.

А вдруг настоящую маму обманули? Заставили отказаться от любимой дочери? И теперь она переживает, ищет по всей стране свою кровиночку. И не может найти… А ее дочь даже ни о чем не догадывалась. Потому что есть свидетельство о рождении и в нем написано: она – Мария Долинина. И родители ее – Долинины. И родилась она в Москве, на четыре месяца позже, чем на самом деле…

И как же приемные мама с папой могли ее все время обманывать?

…Давно наступил вечер, близилась ночь, Маша замерзла и очень проголодалась – она ведь так и не успела пообедать. И в голове полный сумбур и каша. Жаль, что она не умеет курить, те одноклассницы, кто уже пытался, говорили, что сигарета очень успокаивает. Может, купить и попробовать? Но только она выскочила из дома совсем в растрепанных чувствах и даже денег с собой не взяла. Хотя папа как раз вчера принес зарплату. Положил ее на обычное место, в шкатулку. Маша теперь корила себя, что не забрала оттуда все деньги. Не прихватила свидетельство о рождении. Надо было прямо из дома отправиться на вокзал. Купить билет в город Сочи. И попробовать найти там свою настоящую маму. Как бы та обрадовалась, увидев давно потерянную дочку!..

…Родители обнаружили Машу ближе к полуночи. Девочка, насквозь промерзшая, сидела на детской площадке и горько, безнадежно плакала.

– Господи, как ты нас напугала! – выдохнула мама.

– Пошли домой, Маша! – тихо произнес отец.

А она смахнула с глаз злые слезы и твердо произнесла:

– Не пойду. У меня теперь нет дома…

– Что за ерунду ты говоришь, Мария, – начала заводиться мама.

Отец же просто скинул с плеч дубленку, завернул в нее дочь. Девочка попыталась вырваться, но от овечьей шерсти по телу сразу же разлилось приятное тепло, и пахло от папиной одежды чем-то настолько родным…

И она заплакала еще пуще. Отец спокойно произнес:

– Мы виноваты перед тобой, Маша. Мы должны были рассказать тебе раньше. Но и ты нас пойми: мы действительно хотели как лучше.

Девочка упрямо помотала головой. Выкрикнула:

– Вы обманывали меня.

– Нет, – возразил он. – Мы просто считали тебя своей родной дочерью. Единственной. Самой дорогой и самой лучшей…

– Мы ведь по всей стране тебя искали… – подхватила мама. – Знаешь, скольких девочек пересмотрели? Жалели их, сочувствовали, но сердце так и не дрогнуло. И взять домой никого не захотелось…

– А приехали в Сочи и только увидели тебя – сразу поняли: это она. Наша дочь, – закончил отец.

Мама тоже сквозь слезы улыбнулась и добавила:

– Помнишь нашу кошку? Когда она на даче котят родила? И к ней еще один прибился, чужой? Ну, тот, рыженький с белыми лапками! Она ведь его даже больше, чем своих родных, любила. Вылизывала чаще всех и защищала всегда…

– Но того котенка никто не искал, – вздохнула Маша. – А меня моя мама ищет.

Родители переглянулись.

– Ты так думаешь? – усмехнулся отец.

А мать запальчиво произнесла:

– Да той девчонке всего семнадцать лет было! И она даже не знала, от кого тебя родила! И отказаться от тебя решила сразу. Уже в родзале, когда ей ребенка хотели показать, отвернулась и сказала, что смотреть не хочет. И даже имя тебе отказалась давать – его медсестры придумали. А на следующий день написала отказную…

– Неправда. Вы меня обманываете. Опять. – Маша с вызовом взглянула на родителей.

– Твоя, так сказать, мама… выписалась из роддома на третий день. А тебя перевели – одну! – в детскую больницу, – горячо продолжил отец. – И там ты почти четыре месяца провела. И все время у этой женщины оставался шанс аннулировать отказную. Забрать тебя домой. Это возможно, пока нет решения суда об удочерении. Но она даже ни разу не заглянула к тебе. Не позвонила узнать, как у тебя дела…

– Все равно я ее найду, – упрямо повторила Маша.

– И думать не смей! – снова вспылила мама.

А отец успокаивающе погладил жену по плечу и произнес:

– Пожалуйста. Ищи. Прямо завтра можешь начать. Но сейчас пойдем, пожалуйста, домой. Уже очень поздно, мы все устали и замерзли.

Маша почти успела произнести: «Не пойду!»

Но вскинула голову и увидела, сколько любви в отцовском взгляде. И сколько тревоги – в мамином… Пусть не родные – но ведь искали ее. Волновались. Да и слишком она сейчас измучена, чтобы немедленно отправляться на вокзал. Опять же, ночь на дворе, любой милиционер увидит, что девочка без родителей, и отправит домой…