Алистер Маклин - Золотое рандеву

— Приношу свои извинения по этому поводу, доктор Кэролайн.

— Господи, извинения! Вы спасли нам обоим жизнь. Мне-то уж во всяком случае. Извинения! — Я подумал, что у доктора Кэролайна весьма крепкие нервы. Он очень быстро отходил от шока. Хорошо бы они и на самом деле были очень крепкие — это ему крайне пригодилось бы, чтобы выдержать испытания, которые сулили нам грядущие часы. — Именно эти клочья его окончательно убедили. Я молчал, и он попросил:

— Пожалуйста, объясните мне, что происходит. Следующие пять минут, пока я продолжал поглядывать в щелку, он засыпал меня вопросами, а я отвечал на них как можно более кратко и вразумительно. Он обладал острым, проницательным умом, чему я поначалу слегка удивился, но исключительно по собственному тугодумию: как правило, ведущим конструктором нового атомного оружия балбеса не назначат. Я решил, что подсознательно составил о нем совершенно превратное представление из-за его потешно звучащего имени и того мимолетного впечатления, которое он произвел на меня минувшей ночью. Любой человек выпучит глаза, если его связать по рукам и ногам, туго припеленать к кровати и ослепить ярким лучом фонаря. Через пять минут он знал уже о последних событиях ровно столько, сколько и я. Он не узнал только одного, что должно было произойти дальше: у меня не хватило духу ему рассказать. Он сообщал мне подробности своего похищения, когда появились Каррерас и его спутник.

Они поставили на место батенсы, закрепили брезент и, не задерживаясь, двинулись к носу. Это означало, как я полагал, что приведение в боевую готовность адских механизмов двух вспомогательных бомб завершено. Я развернул клеенку с фонаря, осмотрел кладовку, подобрал несколько инструментов и погасил фонарь.

— Порядок, — сообщил я Кэролайну. — Можно двигаться.

— Куда? — предложение выйти из кладовки не вызвало у него особого энтузиазма, но после всего им пережитого я не мог его в этом винить.

— Обратно в трюм. Поторопитесь. У нас не так много времени.

Спустя две минуты, со всей возможной тщательностью поправив батенсы и брезент у себя над головой, мы были уже на дне трюма. Я мог и не беспокоиться об инструментах, Каррерас оставил все свои, разбросав их вокруг. Вполне понятно, что он не позаботился захватить их с собой — ему они больше уже понадобиться не могли.

Передав фонарь Кэролайну, я подобрал подходящую отвертку и взялся за крышку гроба с бронзовой табличкой.

— Что вы собираетесь делать? — нервно осведомился Кэролайн.

— Сами видите, что я делаю.

— Бога ради, будьте осторожны. Механизм взведен.

— Итак, он взведен. И до каких пор он не взорвется?

— До семи утра. Но он страшно ненадежный, страшно ненадежный. Чертовски ненадежная штука. Господи, Картер, я-то знаю! — с лицом, искаженным волнением, он схватил меня дрожащей рукой. — Разработка этой бомбы не была еще закончена, когда ее украли. Взрыватель у нее экспериментальный — не отработанный. Испытания показали, что пружина прерывателя слабовата. Так-то «Твистер» совершенно безопасен, но когда его приводят в боеготовность, этот прерыватель включается в цепь.

— Ну и..?

— Удар, вибрация, падение — да все, что угодно, — может растянуть эту пружину и замкнуть цепь взрывателя. Через пятнадцать секунд взорвется бомба.

До сих пор я не замечал, что в трюме значительно теплее, чем было на палубе. На лбу у меня выступил пот, и я механически, но без особого успеха, попытался вытереть его насквозь мокрым рукавом.

— Вы говорили об этом Каррерасу? — тепло, видимо, повлияло и на мой голос, ставший неожиданно похожим на хриплое карканье.

— Говорил. Он не слушал. Мне кажется, Каррерас слегка помешанный. И даже больше, чем слегка. Он ни за что не хочет упустить своего шанса. Он плотно закутал «Твистер» в тряпки и одеяла, чтобы избежать ударов.

Несколько долгих секунд я пристально смотрел на него, но, говоря откровенно, толком его и не видел, затем принялся за следующий шуруп. Он пошел значительно туже предыдущего, но, возможно, так мне показалось просто потому, что я резко ослабил нажим на отвертку. Тем не менее через три минуты все шурупы были выкручены. С превеликой тщательностью я снял крышку, поставил ее рядом на бок, отогнул одеяла и добрался до «Твистера». Он выглядел еще более зловещим, чем раньше.

Выпрямившись, забрал у Кэролайна фонарь и зачем-то уточнил и без того известный факт:

— Заряжена?

— Естественно.

— Вот вам инструменты. Разряжайте проклятую игрушку.

Он уставился на меня неожиданно утратившими всякое выражение глазами.

— Так вот для чего мы здесь.

— А для чего же еще? Разве это не очевидно? Давайте по-быстрому.

— Этого нельзя сделать.

— Этого нельзя сделать? — я весьма невежливо схватил его за руку. — Слушай, приятель. Ты зарядил эту чертову игрушку. Сделай теперь наоборот и всех делов.

— Невозможно, — обреченность в голосе. — Когда механизм взведен, он запирается в этом положении. Ключом. Ключ в кармане у Каррераса.

Слабость в левой ноге, что-то вроде паралича, внезапно поразила меня, и я вынужден был опуститься на перегородку и ухватиться руками за трап. Я пялил глаза на «Твистера». Довольно долго пялил на него наполнявшиеся слезами глаза, затем встряхнулся и посмотрел на доктора Кэролайна.

— Не могли бы вы это повторить? Он повторил:

— Мне чертовски жаль, Картер, но все обстоит именно так. Без ключа невозможно снова сделать «Твистер» безопасным. А ключ у Каррераса.

Я перебрал в уме все пришедшие мне в голову решения этой новой задачи и отверг их все. При кажущемся разнообразии их роднило одно — полнейшая неосуществимость. Я знал, что нужно было теперь делать, что единственно можно было теперь делать. Устало осведомился:

— Знаете ли вы, доктор Кэролайн, что приговорили к верной смерти сорок человек?

— Что я сделал?

— Ладно, не вы, а Каррерас. Положив в карман этот ключ, он подписал смертный приговор себе и своим людям. Это все равно, что рвануть рубильник электрического стула. А что, собственно, я переживаю? Такие негодяи, как Каррерас и его компания, ничего кроме кары не заслуживают. Что касается лорда Декстера, то у него такого добра навалом. Он всегда может построить другой «Кампари».

— О чем вы говорите, Картер? — на его лице отражалось смятение, больше, чем смятение — страх. — С вами все в порядке, Картер?

— Конечно, в порядке, — раздраженно ответил я. — Все постоянно задают одни и те же глупые вопросы. — Я нагнулся, поднял захваченную из кладовки портативную лебедку «Халтрак» и устало выпрямился. — Приступим, доктор. Поможете мне управиться с этой штуковиной.

— С какой штуковиной управиться? — он великолепно понимал, о чем я веду речь, но страх не позволял ему в это поверить.