Николай Стародымов - Тринадцатый сын Сатаны

— Я Валентин.

Тоха почувствовал, что у него опять задергался левый глаз.

— Чего ты хочешь?

Собеседник не стал себя упрашивать, заговорил сразу и конкретно.

— Я хочу тебя известить о трех вещах. Первое: появилась «четверка», тебе вот-вот о ней сообщат, так что карточку я тебе в этот раз высылать не буду. Второе: это все опять моих рук дело. И третье: продолжение следует. Вот и все, что я хотел сообщить. Усвоил?

— Погоди! — забыв о том, что его могут услышать, что его могут подслушивать, воскликнул Тоха. — Кто ты? Чего ты вообще от меня хочешь?

— Об этом ты узнаешь, когда придет твое время.

В трубке загудели короткие гудки отбоя.

— Алло, алло! — не успев среагировав на них, крикнул Антон Валерьевич.

Потом опустил трубку в гнездо. Значит, предчувствие его не обмануло. Значит, и в самом деле охота идет если и не на него лично, то во всяком случае на его людей. Почему? Кто заказчик? Кому и в чем он и его команда перешли дорогу? Знать бы…

Телефон мягко прогудел. Еще не сняв трубку, депутат уже знал, что именно он услышит.

— Да, — потухшим голосом сказал он.

— Антон Валерьевич? — уточнил Самусь.

Предчувствия оправдывались.

— Да.

— У нас проблемы.

— Я уже знаю…

Выслушивать второй раз одну и ту же неприятность не хотелось.

— Вот как? — искренне удивился Самусь. — Откуда?

— Валентин позвонил и сообщил, — нехотя отозвался Антон Валерьевич.

— Кто? — думая, что ослышался или что-то недопонял, переспросил помощник.

— Валентин, — раздраженно повторил депутат. — Сам лично. Позвонил, вызвал меня из зала и сообщил.

Самусь присвистнул. Его трудно привести в изумление. Но тут…

— Это надо обдумать, — вполголоса проговорил он.

— Вот ты и обдумай! А я буду действовать по своим каналам!

— Правильно, — быстро согласился Самусь, опасаясь, что если он попытается возражать, Тоха попросту швырнет в раздражении трубку. — Действуй! Только горячку не пори, обдумай все хорошо.

— Ладно. Пока. До вечера… Погоди! — вдруг вспомнил Тоха, что не спросил самое важное. — А кто персонально, я не спросил, нас покинул.

— Я думал ты знаешь…

— Этого не знаю.

— Жека.

Антон Валерьевич грубо выматерился. Евгений Алексеевич ему нравился. Поэтому хотелось тут же начать действовать. Но депутат-мафиози умел удержать себя от необдуманных поступков. Сейчас больше всего хотелось позвонить Игорьку и обматерить его, за то, что он до сих пор так и не нашел этого чертового убийцу.

Однако он тут же одернул себя. В конце концов, судя по всему, этот таинственный Валентин только исполнитель, охотник со своими причудами. За ним кто-то стоит. Не может не стоять! Кто-то, кто хочет зачем-то лишить его, Тоху, равновесия. Сделать так, чтобы он, Тоха, совершил какую-то ошибку. Его, Тоху, хотят подставить. Зачем-то это кому-то надо. Не убить его — убить можно любого человека, как его ни охраняй — а подтолкнуть к каким-то конкретным действиям или же конкретным решениям. Каким? Кому это нужно? Кому это выгодно?..

Был бы жив Самойлов, Тоха не сомневался бы, откуда дует ветер. Но тот погиб — сгорел во время пожара в каком-то притоне вместе со своими любовницей и ближайшими помощниками, причем, все были застрелены из одного пистолета… Странная смерть, даже непонятно, кто ж это так подсуетился… Неужто и тот пожар — тоже дело рук все того же Валентина?.. [4] Подробности гибели Самойлова описаны в романе «Исповедь самоубийцы».

Хотя нет, вряд ли, потому что тогда придется придумывать еще более сложную комбинацию, отыскивая того, кто был бы заинтересован в «наезде» и на Самойлова, и на него, Тоху… Во всяком случае, с гибелью Самойлова у Тохи вообще не осталось столь явных и столь могущественных врагов. Разве что Полковник [5] Полковник — один из героев повести «Убить, чтобы выжить». … Но с тем-то им вообще делить нечего…

Нет, пусть Игорек форсированно занимается поисками Валентина. Это ему по зубам. И то, что он не нашел его до сих пор, говорит лишь об одном: что киллер очень умел и умен, что он умеет готовить акции и исполняет свое дело безукоризненно. Ну а ему лично, Антону Валерьевичу, вместе с Самусем, нужно подумать об ином: кто может стоять за этим Валентином, что нужно этому заказчику и можно ли с ним договориться. Потому что сама по себе поимка Валентина не устранит первопричину объявленной охоты.

Кстати, нужно еще обдумать, кто может стать следующей жертвой. Как он там сказал, этот ублюдок? «Горе живущим…» Где-то он уже слышал эти слова. Что-то из классики? «И живые позавидуют мертвым…» Это, кажется, из Вальтера Скотта… Хотя нет, это из Стивенсона… Может, и «горе живущим» оттуда же?.. Думай, Тоха, думай, пока не поздно!

Машина остановилась перед светофором. Сквозь прозрачную перегородку, отделяющую собеседников от водителя, было видно, как перед самым бампером автомобиля туго струится поперечный автомобильный поток.

«Вот он, облик современного власть и деньги предержащего нувориша, — невольно подумал Крутицкий. У них, у богатеев, нынче не то что за шик — просто за норму считается выпереться на пешеходный переход, пересечь линию „Стоп“ перед перекрестком или, скажем, перед железнодорожным переездом. И при этом они, эти так называемые „новые русские“, убеждены в полнейшей своей безнаказанности, ибо ГИБДД их, „крутых“, за подобные нарушения ПДД не наказывает, а дежурящие на желдор-переездах бабульки и дедульки с могучими „иномарками“, которые огибают шлагбаум и тормозят в миллиметрах от несущегося экспресса или ползущего товарняка, связываться просто-напросто боятся. Времечко же у нас такое, что простого нищего легче оштрафовать, чем обожравшегося богатея, у которого, согласно известной шутке, деньги даже куры, подлые, не клюют.

Ну а ты-то сам, — справедливости ради прошелся по себе Крутицкий, ты-то сам разве не подыгрываешь им же? Ты-то сам разве не приложил руку к тому, чтобы такой образ жизни стал возможным?»

Подумал — и спросил совсем иное, то, ради чего и сидел в этой машине:

— Значит, «горе живущим»?

Тоха ответил тут же, он ждал подобных уточняющих вопросов.

— Не совсем так, — поправил он. — Он повторил, если не ошибаюсь, три раза: «Горе, горе, горе живущим».

— Что ж…

Игорь Дмитриевич задумчиво поскреб щетинистый подбородок. Он был в полной растерянности. Ситуация развивалась совершенно непонятно. И не укладывалась в объяснимые рамки.

В то же время Антон Валерьевич глядел на него с нескрываемой надеждой. Как будто ждал, что друг детства сейчас воскликнет «Эврика!», откроет дверь, пока автомобиль не дождался заветную стрелочку направо, и скажет: «А ну, подать сюда Ляпкина-Тяпкина!»…