Чингиз Абдуллаев - Параллельное существование

– Завтрак у нас будет до полудня, – пояснил Чистовский, – все будет накрыто на этой веранде. Кто хочет, может спуститься утром к морю. Оно бывает немного холодным по утрам, но зато вода приятно освежает. К вечеру становится совсем жарко, вода нагревается до двадцати двух или двадцати трех градусов.

– Здесь водятся акулы? – поинтересовалась Изольда.

– Какие акулы в Средиземном море, – усмехнулся Чистовский. – Хотя, наверное, должны быть, ведь океан соединен с морем Гибралтарским проливом. Но акул здесь не бывает. Как не водится их и в Черном море, хотя оно тоже соединено проливом с другими морями. Но зато попадаются скаты, которые очень опасны. И вообще, не нужно заплывать слишком далеко. Здесь не общественный пляж, а индивидуальный, и мой охранник, дежурящий на пляже, следит за чужаками, которые не должны появляться на моем участке, а не за теми, кто решил поиграть в море. Нужно быть осторожнее. Говорят, что двадцать лет назад здесь утонула целая пьяная компания. Двое парней и две девушки. Поехали пьяными на лодке в море, заплыли далеко и перевернули лодку. Никто не вернулся.

– Нужно быть полным идиотом, чтобы так глупо погибнуть, – развел руками Артур Бэкман.

– Значит, теперь мы знаем всю программу, – сказал Автандил. – Давайте выпьем еще раз за хозяев этого дома, которые устроили нам такой замечательный уик-энд.

– Завтра нас ждет несколько сюрпризов, – загадочно сказала Гражина, – поэтому будьте готовы к неожиданностям. И не забудьте, что все мужчины должны быть в смокингах, а женщины в вечерних платьях. Если у кого-то нет с собой смокинга, мы успеем его заказать. Но в наших приглашениях мы оговаривали это обязательное условие. Завтра мы будем ужинать в гостином зале. Там будет прохладно.

Все подняли бокалы за хозяев дома. Еще через час, когда время перевалило за полночь, гости начали расходиться по своим комнатам. Первыми начали уходить женщины. Продолжавшийся больше трех часов ужин оказался нелегким испытанием для всех присутствующих.

К Дронго подошел Дэ Ким Ен. Руна уже поднялась наверх, в свою комнату.

– Вы слышали наш спор, – сказал Дэ Ким Ен. – Что вы об этом думаете? Мне показалось, что вы не торопитесь высказать свою позицию. А ведь вы человек, который чаще всех нас сталкивается с человеческой низостью, несправедливостью, жестокостью, обманом, коварством. И вы тоже считаете, что мораль в обществе может быть различной и каждый вправе менять ее, как одежду?

– Боюсь, что времена единой морали прошли, – признался Дронго, – у каждого она теперь своя. Один грабит собственный народ на миллионы долларов и считает это нормальным, другой убивает во имя этих миллионов, третий лжет и притворяется. Мерилом человеческого ума стали деньги. Не честь, совесть, мораль, нравственность, верность идеалам и принципам. Все эти понятия иногда выглядят смешными и наивными. Если у вас нет денег и вы моралист, значит, вы никчемный дурак. Если у вас есть деньги и вы моралист, значит, вы ловкий ханжа. Мораль и нажива – несовместимые понятия. А мы живем в обществе, где деньги определяют вашу якобы истинную стоимость. Разве вы этого не замечаете?

– И вы тоже не верите в моральные ценности? – мрачно спросил Дэ Ким Ен.

– Пока еще верю. Хотя и с большим трудом. Я все еще пытаюсь убедить себя, что, расследуя преступления и разоблачая преступников, приношу пользу обществу. Пока мне еще удается поддерживать у себя эту иллюзию. Боюсь, что с каждым годом мне будет становиться все труднее убеждать себя в необходимости такой борьбы на стороне Бога.

– Я вас понимаю, – вздохнул Дэ Ким Ен, – но человек обязан бороться до самого конца. За душу другого человека, за спасение душ своих близких.

– Мне кажется, что многие уже не хотят, чтобы их спасали, – вздохнул Дронго, – у каждого своя истина, и не нам быть судьями. Никто не дает нам этого права. Мы можем лишь принимать или не принимать подобного положения дел. Изменить его мы не сможем.

– Вы пойдете завтра в эту сауну? – поинтересовался Гуру.

– Нет, не пойду.

– Значит, вы можете противостоять злу. У вас есть на это силы.

– Какое это зло, достопочтимый Гуру? Разве обычное купание может быть таким вселенским злом? Когда вы осуждаете их за эти невинные шалости, вы выглядите суровым моралистом, у которого никогда не хватит решимости сделать нечто подобное.

– Пойти с ними в сауну? – поинтересовался Дэ Ким Ен.

– Как минимум, хотя бы не осуждать их. Они не делают ничего плохого. Вы же прекрасно знаете, что это обычная практика северных европейских народов.

Дэ Ким Ен задумался. Тяжело вздохнул:

– Возможно, вы правы. Осуждая их за поступки, которые мне не дано совершить, я выгляжу не совсем убедительно. Ведь я должен пройти через это испытание, чтобы понять и осудить их. Или принять их истину. Да, мне кажется, так будет правильно. Я пойду завтра с ними, чтобы показать, насколько я современный человек, готовый принимать чужие взгляды и не боящийся выглядеть смешным. Пусть это будет испытанием для моей воли. Так будет правильно.

– Я этого не говорил, – улыбнулся Дронго, – и, вообще, мне кажется, что мы несколько увлеклись этой ненужной игрой. В конце концов, это обычная сауна и ничего страшного в ней не может произойти.

Он даже не мог предположить, что именно произойдет завтра. Или, наоборот, он это предчувствовал, отговаривая преподобного Гуру приобщаться к чуждым ему моральным ценностям.

Дронго обычно просыпался довольно поздно, так как был ярко выраженной «совой» и при своем образе жизни мог позволить себе подобный режим. Обычно он засыпал ближе к рассвету, чтобы проснуться в полдень. Но на этот раз Дронго проснулся в одиннадцатом часу утра. Еще раньше он почувствовал, что Джил уже давно нет в комнате. Ему стыдно было признаться, но он до сих пор делал определенные усилия, засыпая в ее присутствии. Какой-то непонятный, почти звериный инстинкт не позволял ему засыпать в присутствии других людей, даже самых близких. Присутствие любого человека, даже Джил, заставляло его напрягаться, нервничать, просыпаться от малейшего шума. Может, потому, что он привык спать один. А может, потому, что это было последствием той давней истории, когда только чудо спасло ему жизнь в индонезийской тюрьме, где он успел проснуться за мгновение до того, как наемный убийца напал на него.

Джил проснулась в девять и беспокойно заворочалась в постели. Затем она поднялась и прошла в ванную комнату. Он слышал каждый ее шаг, каждый шорох, хотя действительно спал. Но какое-то второе сознание не давало ему окончательно провалиться в сон и заставляло прислушиваться к ее шагам. В половине десятого она надела купальный костюм, светлую юбку, майку и, забрав свою большую пляжную сумку, вышла из комнаты. Только тогда он позволил себе снова крепко уснуть.