Андрей Анисимов - Спаситель мира

Хотя для этого надо забираться на стол. Я этот люк запираю, но дамы — народ упрямый и делают по-своему. В люк может пролезть только очень маленький человек. А чтобы попасть на чердак, надо забраться по пожарной лестнице на крышу. Дом старый, лестница частично утратила ступени, крыша крутая. Поэтому убийца, чтобы воспользоваться ею, должен обладать незаурядной подготовкой. Тут нужен ловкач.

— Это окошко надо отработать, — забеспокоился Синицын.

— Ваш криминалист там уже все сделал, — усмехнулся охранник. — И даже обнаружил следы стертой пыли. Похоже, убийца немного наследил… Будут еще указания?

— Вы наверняка знаете, с кем из своих сотрудников Раневская общалась больше всего. Если вам не трудно, пришлите мне именно этого человека, а дальше я сам сориентируюсь, — попросил старший лейтенант.

Страж кивнул и удалился. Слава уселся за стол и, достав из папки блокнот, стал прикидывать, как лучше провести опрос. Ясно, что убийцу никто не видел.

Иначе дотошный Гурьевич это уже знал бы.

«Интересно, кем он служил на Лубянке?» — подумал Слава и встал. В конференц-зал вошел первый сотрудник. Вернее не вошел, а вошла, но вообще Синицыну показалось, что на самом деле вошло так много было этой полной женщины с тростью в руке. В приемной, среди испуганных работников издательства, этой огромной дамы не было. Не заметить такое Слава не мог.

— Присаживайтесь, пожалуйста. Я следователь районного отдела милиции Синицын, — представился он и подвинул даме стул.

— Господи, неужели у нашей милиции взрослых людей не хватает? — проворчала дама басом и тоже назвала себя:

— Софья Леонардовна Керн, главный редактор «Издательского дома Раневской».

— Мне, Софья Леонардовна, двадцать девять лет. Я уже три года работаю в отделе раскрытия убийств. Поэтому вы напрасно переживаете за нашу милицию.

— Извини, малыш, я не хотела тебя обидеть. Очень уж жалко бабу. Вот и расфыркалась. — Софья Леонардовна достала из рукава огромную белую тряпицу, заменяющую ей носовой платок, и обтерла вспотевшее лицо.

— У вас известная фамилия. Уж не из рода ли вы приятельницы Пушкина? — полюбопытствовал Слава.

— Нет, великий поэт мою родню не трахал. Мы однофамильцы. Хотя после октябрьской заварушки кто что о себе знает… — покачала головой Софья Леонардовна и неожиданно выпалила:

— Убийцу я знаю.

— Что вы сказали? — недоверчиво переспросил Синицын.

— Ты, малыш, молод еще на уши жаловаться. Говорю, что знаю убийцу, — повторила мадам Керн.

— Вы его видели? — Слава не мог понять, серьезно говорит с ним эта огромная женщина или иронизирует. Что перед ним человек странный и необычный, это он уже понял.

— Зачем мне на эту гадину смотреть? Если я попадаю с ним в одно помещение, то отворачиваюсь, — возмутилась дама.

— Вы утверждаете, что убийца женщина?

— Почему женщина? — Бас Софьи Леонардовны выдал удивление.

— Вы сказали «гадину», — пояснил Синицын.

— Ну, малыш, гады бывают и мужского пола. Светлану пристрелил ее муженек.

Это мразь, альфонс и ничтожество. Он канючил на новую машину. Светка ему отказала. Вот подонок и отомстил.

— Вы утверждаете, что муж Светланы Михайловны Рачевской сегодня утром явился в ее кабинет и убил жену выстрелом из пистолета? Вы его видели? — допытывался старший лейтенант.

— Я никого не вижу. Из своего кабинета я до конца рабочего дня не выхожу.

Раневская сама ко мне ходит… Ходила. Мне трудно передвигаться, я для вас сделала исключение. — И Софья Леонардовна снова извлекла из рукава носовое полотнище и вытерла лицо.

— Напрасно, я мог бы подняться к вам. Но все равно спасибо. — Слава раскрыл блокнот и приготовился писать. — Уточните пожалуйста, Софья Леонардовна, какими фактами вы располагаете, чтобы обвинять мужа Рачевской?

— Я хорошо знаю эту гадину. Больше некому поднять на Свету руку. Врагов у Рачевской не было. Если ее не все любили, а человека, делающего серьезное дело, любить трудно, то уважали. Такую женщину нельзя не уважать. Она часто платила авторам больше, чем позволял бюджет книги. Платила себе в ущерб. Постоянно подкармливала из сострадания голодных писателей, которых и не думала печатать.

Она была настоящим человеком. Это, малыш, уже из другой жизни. Среди вашего поколения таких нет. И лишь одну слабость проявила Светлана — взяла в мужья красивого молодого самца. Вот и получила. — Керн замолчала, отвернулась к окну и незаметно смахнула слезу.

— Муж Рачевской намного ее моложе? — нарушил паузу старший лейтенант.

— Васик? На двадцать лет. Гнусная сволочь!

Синицын вздрогнул, потому что Керн подкрепила свое восклицание ударом клюки о паркет.

— Не надо так волноваться, — попытался успокоить он женщину. — Васик худой и небольшого роста?

— Худой?! Откормленный хряк. Такого холуя прокормить не дешево. После того как она его вылечила от алкоголизма, жрал за семерых. Светка на него все деньги и тратила. Так ему новую машину захотелось! Света бы дала. Она, дуреха, от него была без ума и носилась с мужем, как с грудным младенцем. Да свободных средств и вправду нет. Светлана затеяла издавать Каребина большим тиражом. А сейчас это очень большие деньги. Я ее поддержала, а теперь жалею. Дала бы ему денег, осталась бы жива… — вздохнула Керн. — Да и романа, как и самого писателя, уже нет…

— Кстати, о романе. Каребин успел вам его передать?

— Он же его так и не закончил. Мы заключили договор с Каребиным по заявке, и он приложил к ней две главы. Писатель обещал Светлане принести первую часть, но я не знаю, успел ли. Света мне ничего не говорила.

— И вы заключили договор, не читая романа?

— Мы же, малыш, руку Олега Ивановича знали. Наше издательство выпустило три его книги, и я имела честь быть их редактором. Если бы не этот подонок, муженек Светланы, Васик, мы бы сработали еще много хороших книг.

— Спасибо, Софья Леонардовна. Я зафиксировал вашу точку зрения. Скажите, вы когда сегодня пришли в издательство?

— Я, малыш, всегда прихожу на работу в восемь, — гордо заявила главный редактор.

— Почему так рано? Обычно гуманитарные учреждения не начинают раньше десяти, — удивился Синицын.

— Я, малыш, с моими ногами и общей массой не могу передвигаться в толпе.

Поэтому ползу в метро, пока большинство горожан еще спит. А лишний час поработать в тишине — делу на пользу. Я рукописи домой не таскаю.

— Вы и сегодня пришли в восемь?

— Если быть точной, в восемь пятнадцать. Сегодня суббота, сутолока начинается позже.

— Что-нибудь необычное вас не встревожило? Мелочь какая-нибудь? Пустяк?

Постарайтесь припомнить.

Синицын не очень надеялся услышать нечто интересное, но Софья Леонардовна повела себя странно. Она неожиданно покраснела. Покраснела вся. Пунцовым сделалось ее лицо, шея и полные руки с огромными кольцами на пальцах.