Людмила Васильева - ...И двадцать четыре жемчужины

— Не видела. А икона, кажется, ценная. Откуда она?

— Вы что-нибудь про коллекцию помещика Муренина слышали?

— Да. Мне рассказывали о ней. Но ведь до сих пор всю коллекцию так и не разыскали?

— Пока нет. Собственно, это дело и привело меня к вам. Эта икона из ненайденной части коллекции. К нам попала недавно, ее едва не увезли за границу. Мы разыскиваем остальные предметы, и есть предположение, что часть коллекции могла уйти за рубеж. Правда, мы точно знаем, что в Англии, в частной коллекции, находится одна рукописная книга — «Псалтырь» в кожаном переплете. Муренин записал, что ей не менее 400 лет. Есть ли где еще подобная книга — неизвестно. В описи Муренина отмечено, что у него единственный экземпляр. Вы понимаете, как важно найти людей, которые незаконно овладели частью коллекции? Поэтому прошу вас изучить описание предметов, и, если случится где-то увидеть их, немедленно сообщите нам. Все предметы помечены личным знаком — трилистником.

И конечно, об этом не должен знать никто. Мне не нужно разъяснять вам, насколько это серьезно. Надеюсь, вы нам поможете, если понадобится консультация?

— Ну, конечно.

Некоторое время после ухода Бурмина Озерцева сидела в задумчивости. Она вспомнила, как однажды весной в мастерской у Анохина подвыпивший Юрий Пожидаев предлагал познакомить ее с коллекционерами и показать «такие штучки», о которых мало кто знает — хранятся они в «укромных» уголках.

Пожидаев вызывал у Нины чувство неприязни, и она отнеслась к этому разговору как к пустому бахвальству. Но сейчас подумала, что, может быть, Пожидаев действительно знает таких людей. И что за отношения у него с Павлом? Ведь вроде и дружбой не назовешь. Павел явно не расположен к нему, и все же Юрий бывает у него в мастерской, видно, их связывают какие-то общие дела.

Нина внимательно перечитала списки муренинской коллекции. Как же помочь их розыску?.. На днях со знакомым искусствоведом она побывала у коллекционера западной живописи. Какие же у него есть ценные вещи! Многим из них место в музеях, но попадут ли они когда-нибудь туда?!

Надо прикинуть, кого посетить сразу же, и, возможно, разузнать что-нибудь полезное для Бурмина... Вначале навестить коллекционеров, может быть, им известно о вещах из коллекции Муренина — такие сведения передаются от одного к другому. А уж к Пожидаеву съезжу потом — видеть его неприятно... Жаль, что Анохину об этом нельзя рассказать, а то и он мог бы попытаться спросить Пожидаева, не знает ли тот чего...

Нина задумалась: «Павел, Павел, несчастье ты мое...» И ей вспомнилось, как познакомились они с Анохиным.

Это было прошлой осенью.

Анохин зашел в художественный комбинат в надежде застать там председателя секции. Его кабинет был закрыт, и Павел заглянул в соседнюю комнату. Там сидела за столом только Нина Ивановна Озерцева. Анохин поздоровался с ней, а она, приветливо улыбнувшись, спросила:

— А что же вы не заходите?

— Увидел, что вы заняты.

— Ну и что же? Это вовсе не срочно. Да заходите же.

Но Павел расценил это приглашение как простую вежливость и подумал, что сидеть возле нее без дела нелепо.

— Спасибо, Нина Ивановна, я ведь жду председателя...

— Должно быть, насчет командировки?

— Какой? Я ничего не знаю.

— Так вас же временно ввели в состав комиссии, у них там не хватает людей, многие уехали. Комиссия вместе с художественным советом едет в Ригу, отобрать работы у латышских художников для нашего комплексного заказа.

— Спасибо. Приятная новость, а то я совсем засиделся, да и у художников Латвии есть чему поучиться. А когда же едут?

— В понедельник. А вы бывали в Риге?

— Нет, все только собирался.

— Значит, вам повезло.

— А вы тоже едете?

— К сожалению, нет.

— Жаль... Но не буду отвлекать вас.

Анохин попрощался и вышел.

С самого утра в день отъезда у Павла было хорошее настроение. Он любил бывать в незнакомых еще местах, новизна обостряла чувства, иногда в таких поездках рождались темы картин...

В поезде, отыскав свое купе и сняв пальто, Анохин вышел в коридор покурить. И там увидел у окна Нину Ивановну. Это было так неожиданно, что Павел вместо приветствия выпалил:

— Как, и вы здесь?!

— Да, тоже еду. Все-таки пришлось послать и меня... Но вы, кажется, не рады? — улыбнулась Нина Ивановна.

— Да нет... что вы... Напротив, я рад!.. Очень... — растерянно уверял ее Павел. В голосе Нины он уловил ласковые нотки, и это приободрило его. А она, взяв его за руку, сказала:

— Пойдемте в соседнее купе, там все наши собрались.

Нина оказалась единственной женщиной в мужской компании, и все старались оказать ей внимание, шутили и всячески развлекали: то и дело раздавались взрывы смеха.

Неожиданно их прервал сердитый пассажир из соседнего купе, напомнив, что время позднее и «надо порядок соблюдать...».

Павел вышел вслед за Ниной в коридор. По правде говоря, ему не хотелось, чтобы Нина ушла сейчас к себе, но понимал, что ей надо отдохнуть.

— Нина Ивановна, доброй ночи. Завтра вам предстоит потрудиться.

— Да, работы у меня будет много. Протоколы, оформление и все организационные дела.

— Я готов вам помогать.

— Нет, благодарю. Что же это, приехать первый раз в такой город и возиться с бумагами? Вы лучше этюды попишите.

— Я взял на всякий случай акварель. Может, наброски удастся сделать...

— Я уверена, увидите Ригу и захотите поработать.. Знаете, Павел Корнеевич, у меня почему-то такое впечатление, что вы живете чересчур замкнуто, отгораживаетесь от людей. И редко участвуете в выставках.

— Это верно. Нести свои работы на совет или выставком для меня просто мука. Пока пишу картину или эскиз, вроде и уверенность есть. А как соберусь показать — сразу сомнения, страх. А насчет замкнутости... таков уж я по натуре. Активности не хватает, это верно. Но первая задача художника — писать хорошие картины... Эх, не то я, не то говорю, но вы, Нина Ивановна, не удивляйтесь. Мне сегодня петь, смеяться хочется, даже стихи вспоминаются лирические... Такое настроение...

— Правда? Люблю, когда люди радуются. А то вы мне казались несколько суровым и угрюмым.

— Я, конечно, далеко не весельчак, не считаю себя и добряком, злости во мне хватает... А вот с вами... С вами мне как-то славно... Вы такая...

— Ну довольно, Павел Корнеевич, очень вас прошу... Ни к чему это...

— Простите. И ради бога, не считайте меня пошляком. Бывают такие минуты, когда хочется высказать сокровенное... Не сердитесь.

— Да я и не сержусь... Заговорились мы с вами, Павел Корнеевич, уже поздно. Доброй ночи. А по Риге мы с вами обязательно походим.