Феликс Рябов - Двойная смерть

— Пока не знаю… Но мне интересно. Кстати, а что там с ключами вышло? Как вы эту комнату с рубильниками открыли? Дверь взламывали?

— Нет. В самый последний момент ключи нашлись на столе у Розенталя, в его кабинете. Он удивился — сто раз там смотрел, их не было.

— Ну, и о чем это говорит?

— Да… все о том же.

— Странно, на столе Розенталя… Такое впечатление, что либо он зачем-то сам это сделал, либо его хотели подставить.

— Да ты что? Разве сам он мог такое устроить? У нас после этого заказов стало раз в пять меньше. Докатились до того, что когда на прошлой неделе в крематории холодильник сломался, стали за копейки в свой подвал бомжей складывать. Правда, Розенталь ими приторговывает понемногу…

— То есть как приторговывал? Кому мертвые бомжи нужны?

— В основном, студентам для вскрытия. Сами студенты, конечно, не ездят, лаборанты или преподаватели приезжают.

— И почем?

— Я не знаю точно, рублей пятьсот, наверное. Нужно, например, вскрытие мозга сделать — если есть родственники, никто на это не согласится. А бомжей особенно и не считают, парой больше, парой меньше — никто не заметит. В больницах, говорят, на этом состояния делают.

— На чем же их увозят? Скорая, наверное, приезжает?

— Какая скорая? Недавно один приходил, запихнул труп на заднее сиденье Жигулей и повез.

— Забавно будет, если его на дороге остановят и машину шмонать начнут… Менты просто кончат на месте.

— Ерунда, откупится.

— Наверно… Весело у вас. Слушай, а кто он такой, этот Розенталь? В принципе не представляю, кем нужно быть, чтобы такой бизнес завести.

— Да про него никто ничего и не знает. Говорили, правда, что раньше он в судмедэкспертизе работал. Вот у Нинки была какая-то история про его родственников — жалко рассказать не успела… И все.

— Но как же?.. Ты же с ним уже какое-то время уже общаешься, хотя бы по работе. О чем он рассказывает, что спрашивает?

— Ничего он не рассказывает. Молчит чаще, особенно в последнее время.

— Как он тогда конторой своей руководит? Как глухонемые, или записки пишет?

— Он мало что по работе делает. Руководит в основном Павлов, его заместитель.

— А этот что за человек?

— Этот еще хуже. Бегает целый день по зданию, все вынюхивает, что не так, если хоть какая-то мелочь не на месте — скандал устраивает. Особенно к женщинам привязывается. И не дай бог ему хотя бы попробовать объяснить, в чем дело. Сразу начинает: „Что вы на меня орете? Ведете себя, как баба базарная. Как вам не стыдно? Женщина не должна так себя вести!“ Сумасшедший, по-моему.

— Жена, наверное, редко дает?

— Какая у него жена, ты что? Если и была, то давно повесилась. Нет, он один живет, это точно. Целый день на работе, а иногда и ночью. Приходила несколько раз зимой утром на работу, а у входа его машина, вся снегом занесена. Раньше он был лаборантом, ему потом Розенталь повышение дал.

— Ну ладно, черт с ним… Меня все-таки интересует Розенталь. Смотри, даже про его заместителя дерганого ты вон сколько с ходу рассказала. А шеф, владелец фирмы — неужели никто про него ничего не знает? Наверняка же ходят сплетни… Чем он хотя бы интересуется? Кто ему звонит?

— Сплетен не слышала. А вот про звонки я, как раз, знаю. Они на секретарше экономят, и все звонки — и по делу, и личные — принимаю в основном я. Розенталю звонил несколько раз старикашка какой-то… Гросс его фамилия. Они оба что-то коллекционируют… По моему, у меня на столе под стеклом телефон его есть, Розенталь пару раз просил до него дозвониться.

— Ммм, это уже кое-что. А что коллекционируют-то?

— А черт их знает, по-моему, жуть какую-то. Кажется, это как-то с милицией связано — то ли дубинки, то ли ножи… Оба они со сдвигом. Извращенцы.

— Это, наверно, узнать легко. Посмотри телефон, ладно?

— Хорошо, если не забуду.

— А мы попробуем с ним поговорить… Да, вот еще что скажи: если бы непорядок с покойником заметили раньше, наверно, можно было бы что-то сделать?

— Да конечно можно. Его могли отмыть от внутренностей, переодеть, рожу заново покрасить — был бы в полном порядке. Кто там будет проверять, что у него в штанах… Конечно, с официальной частью опоздали бы минут на сорок, но я думаю, нашли бы какой-нибудь предлог. В конце концов, кого это волнует — все выпить приехали, а гроб — это вроде новогодней елки, украшение праздника. Главное, чтоб все прилично было.

Но, слушай, я теперь и сама задумалась, кому это все надо было? Похоронили бы этого Сташенко — и все дела. Зачем было гадость такую устраивать?

— Объяснений может быть много. Только пока они ничем не помогут.

— Какие объяснения? По-моему, сплошной бред…

— А какие угодно. Прежде всего — ты учти, Сташенко умер не своей смертью. Кто-то мог ненавидеть его настолько, что захотел напакостить ему уже после смерти — вроде убить второй раз.

Потом: ты говорила, что солидный заказ для похоронной конторы — большая удача. А значит, у кого-то его Розенталь отбил… Могли отомстить. Кстати, сколько похоронных контор в Питере?

— С полдюжины будет.

— Вот видишь… Третья причина — бандиты могли нанять кого-то из ваших, чтобы он изуродовал труп их старшего. Ты сама заметила — отличный способ повесить бабок на Розенталя. Людей иногда разводят и более хитрыми методами… Кстати, если так оно и было, своего они добились. Могло так быть?

— Да. Запросто.

— Четвертый мотив — кто-то мог страшно не любить вашего начальника. Скажем, любовница ждала от него квартиру, яхту, дом в Испании — а он ей только шубу. Обидно?

— Конечно.

— Пятый мотив — тебя могло достать, что на шубу любовнице деньги у Розенталя есть, а платить нормально — так хрен тебе. И вот, в то утро неслышными шагами ты прокрадываешься в лабораторию, сжимая в руке пилочку для ногтей из своей косметички. Услышав, что лаборанты раскачивают диван, ты отодвигаешь крышку гроба, спускаешь покойнику штаны, и…

— Ну ты сволочь…

— Ладно, я шучу. Но любой другой сделать это мог. Нужны еще мотивы?

— Хватит. Какой выберем?

— Не знаю пока. — Я посмотрел на часы. — Второй час ночи. Давай выберем завтра.

— Сколько-сколько? О господи, у меня дома, наверно, с ума сошли.

— Так вон у стойки телефон. Позвони, чтобы не волновались.

Она пошла звонить. Валерка, с трудом выбравшись из-за стола, решительно промычал:

— Нет, домой я ее не отпущу. Она столько интересного рассказала… надо ее как-то отблагодарить.

Света, плавно покачиваясь (коньяк делал свое дело) в смятении вернулась к нам.

— Папа сказал, что домой я могу больше не возвращаться. „Мать корвалолом обпилась, теперь вся квартира корвалолом воняет. Видеть тебя не хочу, засранку…“ Зря я им позвонила.

Коллега обрадовался:

— Дорогая, я тебя приютю. Не могу видеть бездомных женщин… Сейчас я машину к дверям подгоню.