Джон Кризи - Двойная ставка на смерть

Патрик Доулиш поднимался по лестнице, насвистывая веселый мотивчик. Косые лучи заходящего солнца, проникая сквозь окна, мягким ровным светом заливали пространство лестничных пролетов и маршей. Все хорошо: и жизнь, и работа, а жена, ждущая его прихода, не просто хорошая, а чудесная.

Он открыл дверь, испытывая ощущение радостного нетерпения.

Прямо на пороге его встретила жена: казалось, она все время стояла за дверью, ожидая его.

Известно, что любой муж способен в мгновение ока определить настроение своей жены. Он может обмануться по части настроения других женщин, но только не своей собственной супруги. Ее улыбка может быть нежной и приветливой, но если настроение у нее мрачное, он почувствует это прежде, чем она успеет вымолвить хоть слово.

И хотя чутье Патрика Доулиша не было развито до такой степени, он, тем не менее, тотчас определил: что-то неладно.

— Привет, милая, ну как ты тут без меня? — полуизвиняясь, полуоправдываясь, осторожно спросил Доулиш. — Извини, пришлось чуть-чуть задержаться, семи вроде бы еще нет?

Фелисити отрицательно покачала головой.

Доулиш с облегчением вздохнул: какие бы мысли ни бродили сейчас у нее в голове, ясно, что ее настроение никак не связано с его опозданием. Доулиш нежно обнял жену за талию и увлек в комнату. Это была чудесная уютная комната, с огромным окном, из которого открывался вид на одну из редких открытых панорам Лондона.

— Понимаешь, перед самым закрытием магазина к нам заглянул странный старичок, такой маленький, такой ветхий, точно тысячу лет просидел в какой-нибудь древней пирамиде и теперь вот решил выйти ка свет божий. И представь себе, оказалось, что он действительно из Египта. Пришлось самому обслуживать его, вот и задержался.

— Надо же!

Последовала пауза.

— Дорогая, — сказал Доулиш, — какую оплошность я совершил?

— Оплошность? — вежливо переспросила Фелисити. — Разве господин и хозяин способен совершить нечто подобное?

Доулиш в отчаянье стал копаться в памяти. Годовщина помолвки? День рождения? Нет. Его память была ясна, совесть кристально чиста, однако на сердце тяжелым камнем пала тревога.

— Может, ты все-таки скажешь, что стряслось, — предложил он. — Ты же знаешь, я не очень-то люблю играть в прятки.

— Я тоже, — язвительно заметила Фелисити. У нее приятный, довольно низкий, бархатистого тембра голос, она чрезвычайно привлекательна, хотя и не обладает классически красивыми формами. Короче — милая. Симпатичная. — В конце концов, с тех пор, как мы переехали сюда из Хаслмира, обстоятельства изменились. Ты согласен? У меня своя работа, у тебя своя, и зачем им вообще пересекаться? — с иронией добавила она.

— Действительно, зачем? — Доулиш вынул из кармана пачку сигарет и не спеша закурил.

— Как регистратору мне приходится быть предельно вежливой и любезной со всеми клиентами Лидии. Большинство из них — по причине своей древности — едва держатся на ногах, но случается, что приходят и совсем молодые, моложе восьмидесяти, — Фелисити сделала паузу, точно собиралась сделать некое убийственное признание. — Не стану от тебя скрывать, не далее как позавчера один из таких вот совсем молодых, но резвых, покушался на мою честь.

— Как его зовут? — жестко спросил Доулиш.

— Боже, к чему такое беспокойство обо мне? Я и сама сумею за себя постоять, разве не так? И потом, как бы там ни было, разве мы не должны доверять друг другу?

Теперь Доулиш четко определил настроение жены — крайнее раздражение, граничащее с яростью, однако пока он еще не мог уяснить себе истинную, главную причину.

— Ты не прочь порассказать мне про своих потешных клиентов-старичков, родственничков фараонов, — чуть повысив голос, заявила Фелисити, — но, как это ни странно, согласись, никогда не упоминал о своих родственницах — молодых и красивых!

Ревность никогда не руководствуется логикой.

Бессмысленно было доказывать, что это совсем не так, что совсем не соответствует истине и что будь она в более спокойном расположении духа, она бы сама первой посмеялась над сказанным. Доулиш попытался сосредоточиться, чтобы как-нибудь уяснить себе причину ее расстройства. Он пользовался репутацией человека с исключительно развитым индуктивным мышлением, а также способностью идти на риск, так что положение, как говорится, обязывало немедленно распознать источник ее гнева. Жене эти его способности были не по душе. Если бы он занимался сейчас расследованием какого-нибудь дела, предварительно не сообщив ей об этом, тогда ее настроение можно было бы легко объяснить. Но в последнее время ничего особо примечательного в его жизни не происходило; с другой стороны, сказать, что в ней вообще не случалось никаких событий, тоже было нельзя. Поскольку их лондонские друзья, Лидия и Морис Гейл, надолго уехали за границу, Доулиши, как их единственные компаньоны, были теперь по горло загружены работой. Доулиш был управляющим в антикварном магазине, который находился в Уэст-Энде, Фелисити заведовала фотостудией в Сент-Джонс Вуд. И ему, и ей помогали эксперты; до сегодняшнего дня, как полагал Доулиш, работа супругов не тяготила и даже доставляла удовольствие.

— Что ты застыл, как дурак, окаменел, что ли? — возбужденно крикнула Фелисити.

Доулиш рассмеялся. Он не в силах был сдержать смех, хотя и сознавал, что сейчас этого делать никак нельзя, когда же все-таки рассмеялся, то сразу же сообразил, что сделал это в самый что ни на есть неподходящий момент. Он хотел было обнять ее за плечи, но она ускользнула от него.

— Да, это уж вконец забавно, — с тяжелым вздохом произнесла она. — Ты смеешь смеяться мне в лицо после… после… — Она стремительно, будто убегая от него, подошла к окну и, резко остановившись, уставилась перед собой в одну точку. Он увидел, как содрогаются ее плечи, и понял, что она плачет.

У него хватило терпения и выдержки не подойти к ней, а постоять и подождать. Она не была плаксой и редко давала волю слезам, поэтому он был обеспокоен таким поворотом.

Наконец он заговорил спокойным, деловитым тоном:

— Ладно, скажи мне, что такого страшного я натворил, и я постараюсь сообразить, почему тебя это так огорчило и опечалило.

Она повернулась к нему лицом:

— Не надо притворяться, Пат. Я же понимаю, что в жизни может случиться всякое, но, в конце концов, нужно быть честным.

— Милая, моя совесть ничем не запятнана, — Доулиш взял ее за руку. — Давай-ка лучше выпьем! Клянусь, я не совершил ничего такого, за что мне было бы стыдно перед тобой. Во-первых, вот уже в течение нескольких месяцев я не переступал порога Скотленд-Ярда. Во-вторых, я не проявляю совершенно никакого интереса к преступлениям. В-третьих, ни одна прелестная дева не являлась ко мне с мольбой о помощи. Занимаюсь исключительно бизнесом, покупаю и продаю предметы искусства и антиквариат закадычным приятелям Мориса Гейла — состоятельным египтянам, персам, латиноамериканцам, японцам…