Александр Горохов - Рожденный убивать

"Черезчур" - тут же смекнул он, но никаких менее напыщенных слов подобрать уже не мог, он уже видел пост дежурных медсестер и видел Елену.

Даже на низких каблуках она была с Яровым вровень ростом - сильное статное тело крупной молодой женщины двадцати пяти лет, уже имеющей пяти или шестилетнего ребенка. Лицо у неё было славянского типа, не та женщина, чтоб поражала сразу, с первого взгляда до судорог в животе. На конкурсах красоты призового места не возмет. Но по своим эстетическим позициям Яров принадлежал к тем, кто не верил, будто подлинные красавицы обитают на кино-теле экранах и подмостках подиумов. По его разумению, там, на экранах - выдрючивались попросту шалавы, делающие на своих весьма посредственных данных дешовую карьеру обычных блядей. Красавицы истинные не выползают на подиумы и боятся мелькать на экранах даже в микро-эпизодах. Им этого не надо.

По школьной привычке, для себя, он окрестил Елену своей "Прощальной звездой". Прощальная - для его жизни. Чего уж там говорить: мальчишеское и глуповатое определение, но во всяком случае, вполне искреннее.

Сейчас он чувствовал, как лицо его стянула неприятная маска трагической мрачности, с которой не было сил справиться. Он уже видел перед собой свет лампы, которая освещала дежурный пост медсестер, уже видел перед ним своего соседа по палате дикого старика Кирилла Чекменева и можно было либо пройти мимо, не останавливаясь, либо....

Старый дуралей Чекменев стоял возле Елены, перегнувшись пополам. Бутылка, подвешенная у него на шее, болталась между ног, а трубка из этой бутылки проникала в мочевой пузырь, поскольку мочеиспускательный канал старика не работал. Основная беда Чекменева заключалась в том, что его поначалу следовало бы отправить не сюда, в урологию, а в "Белые Столбы", в "Кащенко", в учреждение, где ему навели бы поначалу порядок в круто "поехавшей крыше". Старик понимал окружающий мир весьма своеобразно скажем так. Трубка в животе и бутылка с мочой между ног не мешали ему щипать молоденьких сестер за задницу и грудь, отпускать комплименты в стиле деревенского гармониста. Он был космат, скрючен, а вставные челюсти оснащали его речь подсвистыванием, шипением и цоканием.

- Ленулька - красулька, ты ж прекрасная деваха! - подвизгивал, подсвистывал и цокал дешовыми челюстями чертов ухажор возле Елены. - Как вырвусь отседова к себе на хутор, дом тебе свой отдарю! Королевной там будешь, на хрена тебе здесь ссаки и говно за всякими засранцами подтирать, да ещё хер им перед операцией брить?!

Яров услышал грудной и мягкий смех Елены и сердце у него екнуло. Он вдруг понял, что сам не лучше Чекменева. Но каждый мужчина - дурак: даже если у него в семьдесят лет между ног болтается бутылка с собственной вонючей мочой, все одно полагает, что в облике его сохраняется что-то зазывное и для женщины привлекательное.

- А ешо, Ленка, мы до внука моего махнем! Он, говнюк, себе избу купил на Флориде какой-то, там говорит море, крокодилы и все девки голые ходют! А я тебе взамен своего наследства ещё и мочу со своим говном-анализом оставлю!

Но Елена так же мягко засмеялась и на это предложение, а Яров, сделав ещё пару шагов, уже увидел её - рослую молодую женщину, которой кривой дедушка-ухажор не достигал и до груди.

Через косматую башку старика Елена заметила Ярова и смех её тут же погас, в глазах мелькнула настороженная тревога и она спросила.

- Вы были у врача, Илья Иванович?

Он кивнул, не в силах продавить сквозь гортань даже простого "да". И остановиться тоже не смог - воняющий мочей и сладким одеколоном старикашка уже возрился на него из-под своих насупленных бровей и ревниво завопил.

- А те чо здеся возле моей девульки надо?! Иш какой кавалер нашелся! Щас вот как дам бутылкой по голове, враз поумнеешь!

Старикашка оказался быстр в решениях: схватил свою бутылку и взмахнул ей словно палицей, без стеснений поливая мочой как собственную голову, так и окружающее пространство.

- Кирилл Алексеевич! - крикнула Елена предостерегающе, а Яров миновал маленький холл, где располагался пост медсестер, и уже не оборачивался на вопли маразматика.

- Ишь ты, пень трухлявый! Молоденькой бабенки ему захотелось! Сам небось подохнет со дня на день, а туда же пипиську свою дрочит!

"Сейчас уйду. Полежу, пообедаю и уйду. Ну, их к чорту. - подумал Яров и мозг тут же выдал дополнительный банальный афоризм. - Каждый умирает в одиночку. Уйду и без обеда, а за документами зайду потом. Если это вообще надо".

Он вошел в свою шестиместную палату, ни на кого ни глядя, добрался до постели в углу и принялся методично собираться. Двое соседей спали основное времяпровождение на больничной койке, а один читал. По счастью на Ярова внимания не обратили.

Он неторопливо упаковал в сумку свой скудный больничный скарб и уже собрался вытащить из под матраца припрятанную куртку и теплые ботинки, когда в палату вошел Пащенко и позвал.

- Илья Иванович, вас просит зайти Василий Петрович.

Яров ответил небрежно.

- Его сиятельство назначает аудиенцию?

Вопрос был понят только по сути.

- Надо зайти, очень просят, Илья Иванович.

- Завтра. - буркнул Яров.

Пащенко пересек палату и сказал тихо.

- Илья Иванович, я б советовал, не надо вам так. Вам так будет хуже тогда.

- Это как ещё понимать? - брюзгливо спросил Яров.

- Шеф наш... Василий Петрович... Добрый он сейчас, это до вашей выгоды получится.

Не очень понимая позицию посланца всесильного шефа, Яров взглянул ему в лицо. Между глаз на лбу, захватывая переносицу, у Пащенко словно хобот наливался. Красная дряблая опухоль уже затягивала надбровья, набрякла застилая глаза - тяжеловатенькой оказалась рука у их сиятельства графа Рола!

Пащенко наклонился и прошептал в раненое ухо Ярова.

- Вы только не робейте, Илья Иванович, у вас на руках все козыри, просите что хотите, не стесняйтесь!

- Что просить? - начал раздражаться Яров, но Пащенко не успел ответить, помешал все тот же моченосный старикашка Чекменев. Он с грохотом распахнул дверь палаты и, уже забывший битву с Яровым на почве любовной ревности, возвестил.

- Хто тут есть ещо живой? Ты Илюшка?! Уже добже! А нет ли желающих в картишки на деньги перекинуться?! В долг играю, но завтра деньгу сын принесет и отдам! Илюха - метнем в дурака?!

"А ты и так дурак." - следовал бы разумный ответ для человека даже среднего уровня воспитанности. Но Яров никогда не оскорблял людей, а обиды - проглатывал, считая ниже своего достоинства отвечать ударом на удар. А уж тем более скандалить с полоумным.

- Я занят, Кирилл Алексеевич, после обеда сыграем. - Яров шагнул к дверям, огибая старика. Пащенко пошел следом, а Чекменев возрадовался.

- После обеда, так после обеда! О-ох, и обдеру я тебя, учитель, до последних кальсон! Ты ведь, пентюх необразованный, даже "офицерами" ходить правильно не умеешь не то что "конем"!