Екатерина Савина - Ищите женщину

Я дождалась паузы в неторопливо журчащем повествовании Нонны Павловны, высказала несколько собственных, ничего не значащих замечания и задала наконец тот самый вопрос, который очень интересовал меня.

Медиум Нонна Павловна восприняла его как нечто должное и ответила немедленно:

– А вы как думаете?

Я пожала плечами.

– Конечно, дух моей матери, – спокойно ответила Нонна Павловна.

Я смешалась не зная, что сказать.

– Вы, наверное, удивлены, – снова заговорила Нонна Павловна, – почему я все это рассказываю вам.

– Да нет, – сказала я, – почему...

– Подобная откровенность не могла не вызвать у вас некоторого недоумения, – сказала Нонна Павловна, – понимаете, Ольга Антоновна, если человек распространяется о подобных вещах, его часто принимают за сумасшедшего. Ну, а со старых людей – какой спрос?..

Она снова внимательно посмотрела на меня и я выдержала ее взгляд.

Тогда Нонна Павловна рассмеялась.

– Я ведь сразу признала вас, – вдруг сказала она.

– В каком смысле? – не поняла я.

– В том смысле, что вы тоже принадлежите к разряду людей, чья жизнь тесно связана с потусторонним миром. Правда ведь, Ольга Антоновна.

– Правда, – немного поколебавшись, согласилась я, – но как вы это узнали.

– Когда всю жизнь общаешься с мертвыми, – наставительно проговорила Нонна Павловна, – тебе открывается много того, что недоступно живым людям. Послушайте... Расскажите мне, пожалуйста о себе... Ведь я открылась вам, будучи еще не совсем уверена, что вы тот человек, за которого я вас приняла.

Я согласилась на эту несколько неожиданную для меня просьбу. И рассказала. О своей сестре Наталье... О ее гибели... О том, как зазвонил отключенный от сети телефон и в трубке, шелестящей ледяным холодом могилы, я услышала родной голос своей погибшей сестры... О своем смертном враге Захаре... И еще о многом таком, о чем я мало кому рассказывала...

Вован и Мазей были родные братья. С самой колыбели они были вместе, вместе ходили в школу, вместе закончили политехнический институт в городе Рязани, вместе двинулись покорять Москву, где хотели заняться бизнесом, но вместо этого неожиданно открыли в себе талант втираться в доверие столичных бизнесменов и облапошивать последних с помощью самых разнообразных способов. В последнее время Вован и Мазей приобрели в столице некоторые нужные знакомства и дела у них после этого пошли в гору. А в настоящий момент Вован и Мазей праздновали очередную жульническую сделку в дорогом, снято как раз для этого случая особняке.

Как водится, браться купили побольше спиртных напитков и сняли одну на двоих уличную девочку. Вечером им было очень весело, а вот на утро...

Проснувшись, Вован первым делом выплюнул изо рта невесть как там оказавшийся хвост селедки. Вслед за хвостом вылетел огрызок луковицы и окурок.

«Вот это да, – изумленно подумал Вован, – что это за зоопарк? Ах, это я лицом в пепельнице спал... Тогда понятно»...

С трудом приняв вертикальное положение, Вован отметил, что – во-первых – ноги его отвратительно дрожат, а во-вторых – он совершенно голый, а в-третьих – абсолютно ничего не помнит из того, что было накануне.

Вован осторожно качнул тяжелой головой и крепко зажмурился, потом открыл глаза, тщательно обследовал поверхность стола, напоминающего из-за громоздящихся тарелок, бутылок и остатков закусок поле боя после сражения, нашел чудом уцелевшую бутылку водки, налил и выпил полный стакан.

– Полегчало вроде, – пробормотал он, – надо бы еще... минералочки какой-нибудь...

Вован выпил минералки, но ни это, ни все последующие его предпринятые действия, заключающиеся, преимущественно, в занятиях различными водными процедурами, не помогли ему вспомнить о том, что произошло вчерашним вечером.

Он нашарил лежащее под столом полотенце, стряхнул с него пучки укропа и раздавленный помидор, вяло обмотал полотенце вокруг худых бедер и направился на балкон.

– Привет, – выйдя на балкон, проговорил Вован.

Мазей, на котором из одежды были только трусы, панамка и один ботинок – старательно вычищенный и сверкающий под утренним солнцем – повиснув на балконном парапете, как выброшенное на просушку белье, меланхолично плевал вниз – на лужайку, видимо, стараясь попасть в интимно белеющую посреди сочной искусственной травы во дворе особняка часть женского нижнего белья.

– Здорово, – не поворачиваясь, поздоровался Мазей, – как самочувствие?

Вован долго подыскивал слова, для того, чтобы наиболее полно выразить гамму обволакивающих его с самого пробуждения ощущений, но так никаких слов и не подыскал.

– Плохо, – просто сказал он.

– И мне, – коротко ответил Мазей в перерыве между плевками.

– Может, это самое?.. – предложил Вован.

– Чего?

– Ну... маханем по одной. Я уже приложился – полегче стало, – поделился Вован.

Мазей застонал:

– Не надо... печалиться! – неожиданно весело закончил он, – давай.

Они прошли в ту комнату, где проснулся Вован. Мазей разлил водку по стаканам. Сунул пустую бутылку под стол и извлек из-под стола скомканную тряпочку.

– Твое? – спросил он у Вована.

– Ага! – обрадовался он, – трусы мои... А я уж думал – безвозватно потеряны. А где наша верхняя одежда? И вообще – ты не помнишь, что вчера было?

Мазей надолго задумался, уставившись на стакан с водкой в своих руках.

– Не... Не помню, – проговорил он, – бабу мы вчера сняли какую-то, водку с ней пили, плясали, а потом, как... Как отрезало. Ничего не помню. Последнее, что у меня в памяти отложилось, это как та самая баба нам два полных фужера с водкой поднесла на подносе. Этот-то фужер меня и добил. Снова ощутил себя я уже утром на балконе... вот, – Мазей окинул себя критическим взглядом, – в такой вот одежде.

– Странно, – нахмурился Вован, – мои последние проблески сознания вчера тоже связаны с подносом и фужерами с водкой... Дальше – ни хрена не помню.

– Ладно, – тряхнул головой Мазей, – давай-ка похмелимся, глядишь, что-нибудь в памяти и всплывет такое... определенное...

Они с отвращением выпили.

– Ну... – выдохнув, спросил Мазей, – вспомнил что-нибудь?

– Вспомнил! – просиял Вован, – я вчера в джакузи эту девочку... того...

– Чего – того? – не понял Мазей.

– Ну... – Вован приподнялся на стуле и несколько раз с силой выбросил и притянул к себе руки со сжатыми кулаками, как будто имитировал езду на лыжах.

– А-а...

– А ты, кстати, как? – спросил Вован.

Мазей наморщил лоб и довольно продолжительное время не говорил ни слова.

– Не помню, – сказал он наконец, – вполне возможно, что и никак... По крайней мере я... Нет, ни черта не помню...

– Постой-ка! – всполошился вдруг Вован, – а где твоя серьга?