Дмитрий Вересов - Загадка Белой Леди

О, пленительный обман внешности! О, соблазнительные опасности ее мимолетных очарований, главное из которых, как ни странно, заключается прежде всего именно в этой самой тоске, мимолетно прорывающейся в глазах. Вы только посмотрели – но в мимолетном взгляде уже узнали нечто давным-давно знакомое, давным-давно щемящее собственную душу. И эта мимолетность взгляда, напомнив уже в который раз о неизбежной мимолетности всего земного и бренного, вдруг покоряет вас без остатка. Она покоряет вас одним мгновенным взглядом на вечный миг, платя самообманом собственного вознесения.

Таково явление очарования, божества.

Таким оказалось для Глеба явление Епифании.

Тогда ему казалось, что уже невозможно более обманываться этой жизнью, и время ослеплений давным-давно миновало; уже столько самых разнообразных, плохих и хороших, возлюбленных осталось позади. И он трусливо забыл, что однажды вдруг все-таки происходит что-то особенное и мимолетный взгляд незнакомой женщины выдает всю беспомощность украшений и одежд, всю беззащитность брошенной в этот мир тленной плоти.

И тогда странная жажда несбыточного начинает разрывать грудь, и неудержимо хочется прикоснуться к волшебному видению, и ты в то же время смертельно боишься каким-нибудь неловким жестом разрушить это неземное очарование. Одно неосторожное слово, один грубый жест, один насмешливый взгляд – и хрусталь видения разобьется, разлетится на тысячи мелких осколков, больно раня теснящуюся грудь. И жизнь опять будет размазана сквозь упругое лобовое стекло…

И вот теперь этот дрожащий перезвон осколков странным образом пронизывал каждое ощущение Глеба. Он широко распахнутыми глазами смотрел на экран, он видел ее и там, и здесь. Он и сам в то же время находился и там, и здесь, одновременно обнимая своим существом и происходившее, и происходящее, – и льдистые, розоватые от крови, как карамельки, осколки стекла холодили его лицо.

Как и чем закончился фильм, Глеб не помнил, ибо во всем пространстве осталась теперь только одна она. Только эта, тоже неотрывно смотревшая на него женщина, сидевшая через пустой стул. Так вот куда привез его этим призрачным утром верный «Опель»! Теплое чувство любви и вины перед всем миром охватило Глеба, и, повинуясь ему, он протянул руку к лиловой джеллабе. Но рука его наткнулась на слоистую броню воина Авадонны…

Это был взгляд, один только взгляд, взгляд из тех, что ранят мгновенно и смертельно. Это был взгляд Джульетты, взгляд, за которым, насмешливо улыбаясь, стоит рок. Отныне человек уже не принадлежит себе и действует не по своей воле – его мыслями, чувствами, поступками руководит страсть, не знающая ни меры, ни пощады. Несколько секунд они шли навстречу друг другу прямо в переполненном людьми зале, пока правила приличия и воспитание не остановили их. Но вокруг них уже возникла та огненная аура, не почувствовать которую может только совершенно толстокожий или больной человек. И женщины рядом невольно поводили оголенными плечами, словно их обжигало раскаленное дыхание страсти, а мужчины отводили глаза и пытались спрятать двусмысленные улыбки.

Глеб мгновенно забыл и о бриллиантовом магнате, и о восходящей кинодиве, еще минуту назад казавшейся ему воплощением красоты и сексапильности. Ему стало душно. Не обращая внимания на окружающих, он почти рванул крахмальный воротник смокинговой рубашки и, увидев неподалеку лакея с шампанским, залпом выпил два бокала. В глазах плясали разноцветные искры. Разумеется, невозможно было вот так прямо подойти сейчас к этой женщине, поднять ее и унести прямо в пестрые предрождественские улицы Парижа. Смахнув со лба выступивший холодный пот, Глеб все же заставил себя немного успокоиться и оглядеться. Женщина по-прежнему стояла в застывшей позе человека, шагающего против ветра, и глубокие глаза ее мерцали любовью и тайной. Но теперь Глеб увидел, вернее, заставил себя увидеть рядом с ней высокого араба в строгом костюме, но с белым покрывалом на голове. И Глеб вынужден был признать, что спутник этой прекрасной женщины, одним взглядом пронзившей его сердце, тоже удивительно хорош. Породистое лицо, нос с горбинкой, матово-смуглая кожа и те черные бездонные глаза, в которых столь часто тонут европейские женщины, следующие поговорке, что нельзя до конца познать все глубины любви, не испытав любви араба. Как известно, сами арабы от любви могут и вообще умереть.

Все это смутно проносилось в голове Глеба, мешаясь с самыми невероятными планами. И только одна мысль теперь безраздельно владела им – как еще раз увидеть эту божественную незнакомку, и увидеть наедине. Он казался себе вновь четырнадцатилетним мальчишкой, впервые ошеломленным женщиной. В тот же момент он увидел, как араб мягко взял руку своей спутницы и на обеих руках сверкнули обручальные кольца. Дьявольщина! И Глеб вывел себя из зала, как жестокий хозяин тащит на цепи раба.

В номере он, прямо не снимая костюма, вылил себе на голову бутылку ледяной минеральной воды и остановился у окна. За стеклами разливался праздничный город, маня всеми наслаждениями мира и предлагая забыться и все забыть. Что ж, у него в распоряжении еще эта ночь и следующее утро… Переодевшись в простые джинсы и свитер, Глеб спустился в ресепшн и попросил журнал – они должны были приехать сегодня, только сегодня, он никогда не пропустил бы такую женщину и вообще, если это судьба… Действительно, в утренних записях он обнаружил исполненную арабской вязью, но на французском языке запись: «Принц Ахмед Адиль Муради с супругой».

Так, еще и принц! Но с другой стороны, разве такая красавица и не должна быть принцессой? Дездемона и мавр – но этот мавр слишком молод и слишком красив. Впрочем, зачем ему думать о муже, когда он всем своим существом безошибочно знал из того мимолетного взгляда, что женщина желает его не меньше, чем он ее?

Глеб еще долго сидел в холле, уйдя в самую отдаленную его часть и внимательно следя за разъезжающимися гостями. Неприлично, конечно, так удирать с банкета, тем более устроенного в его же честь, но, в конце концов, от русских всегда ждут какой-нибудь экстравагантности. Да и небольшой скандальчик недурного толка никогда не повредит.

Однако чета Муради так и не появилась – значит, они не поехали развлекаться, а предпочли уединение номера. Краска ревности бросилась в лицо Глебу при мысли о супружеской спальне, и он быстро поднялся к себе. Неужели он ошибся? Нет, это невозможно, тело в таких ситуациях не обманывает. И в пять утра Глеб снова сидел в пустынном холле, и на лице его не было видно ни следа бессонной ночи. В кармане лежали ключи от машины, кредитка и пачка наличных. Он напоминал туго скрученную пружину, все стремление которой направлено на один-единственный удар… И цель его оказалась достигнутой.