Александр Граков - Город пропащих

Пока они шли к бару, Елена успела ответить на десятки приветствий и пожать множество рук. На них смотрели, как на блудных детей, вернувшихся в лоно богатой и благополучной семьи.

- Тебе идет беременность... - лукаво шепнула ей приятельница Лариса, жена президентского советника с прической под мальчика, тщетно пытавшаяся косметикой освежить старообразное, но все еще привлекательное лицо.

Дворецкий медленно прошествовал сквозь зал, приглашая гостей к ужину.

- Ты довольна? - спросил Аджиев, слегка коснувшись локтя жены.

Елена, опершись на стойку бара, смотрела в окно на сияющий, как сапфир, в свете прожекторов бассейн. Он напоминал ей Калифорнию, ее поездку туда год назад. Она ждала там в гостинице Ефрема, который обещал прилететь к ней на день из Парижа. Было ли все это наяву?

- Что? - вздохнув, переспросила женщина. - Да, я довольна, Арт.

И они вслед за другими пошли в банкетный зал. Уже в машине, возвращаясь назад за город, она захотела сказать что-то такое, что испортило бы настроение чувствующему себя вполне счастливым мужу. Ей невыносимо было видеть его довольное сытое лицо, жирненькие щечки, нависшие над воротником рубашки и так заметные в профиль.

- Знаешь, - сказала она томно, - слава Богу, Армен, кажется, нашел себе работу. А то Роза так переживала, он ведь начал пить...

- Я рад за него, - равнодушно откликнулся муж. У него не было никакого желания продолжать этот разговор.

Она понимала это и потому продолжила сама:

- Какой-то новый, весьма перспективный фонд, поддерживаемый правительством. Все-таки ты недостаточно ценил его.

- Спасибо за информацию, дорогая. - Артур Нерсесович как-то загадочно улыбнулся и, взяв ее руку, нежно поцеловал. - Мне кажется, я действительно недооценивал Армена.

- Вот смотри. - Зяма положил перед Мироном вырванный из блокнота листок. На листке, исписанном витиеватым Зяминым почерком, Мирон прочел пять фамилий, две из них были подчеркнуты красным. Из этих пятерых одного он не знал совсем, с тремя был знаком шапочно, но последний...

- Нет, этого не может быть, - решительно сказал Мирон Львович, имея в виду, конечно, этого последнего.

- Что не может быть? - со злостью удивился Зяма. - Я все блатхаты перетряс, к кому только не ездил, да и людей посылал, даже из бывших "купцовцев" кое-кого пощипал.

- Да нет, не то... - поморщился Мирон и своим длинным ногтем провел по одной из подчеркнутых фамилий. - Вот это - абсурд.

Сидевший до того Костик встал и заглянул через плечо Витебского на листок. Затем засмеялся и выразительно повертел пальцем у виска.

- Ты, Зяма, совсем охренел, - сказал он. - Да этого Шклявого надавить, говно полезет из всех дыр.

- Ну, сами ищите! - заорал Павлычко. - Мне-то чутье подсказывает, да и данные некоторые об этом говорят, что именно он или Кузя, Кузин Петька, он в гэбэ "топтуном" был, но еще с 90-го года "заблатованный". А старые связи не ржавеют. Может, он на них до сих пор "пашет", может, задание у него такое.

- Кузя тоже человек уважаемый, - рассудительно сказал Мирон. - Да, конечно, не раз здесь бывал... Постойте-ка...

Его как будто осенило. Он набрал номер конторы Шиманко. Подошел, конечно, Захаров, долго выспрашивал, по какому делу, но все-таки с Генрихом Карловичем соединил.

- У меня один вопрос, - поздоровавшись, угодливо говорит Мирон. Вы не могли бы вспомнить, кто у вас в новом помещении из наших общих друзей бывал?

Шиманко, конечно, ехидно спрашивает, нужен ли Мирону весь список, но Витебский не теряется и настойчиво говорит:

- Именно весь.

Следует пауза, а потом Шиманко начинает медленно перечислять фамилии.

Мирон постукивает пальцем по столу, слушает; наконец, видимо, Генрих Карлович умолкает.

- Все, спасибо, - благодарит Мирон. - Да, мы работаем. Кажется, успешно. Да, доложу.

Он вешает трубку и обводит глазами присутствующих. Их выжидательные лица кажутся ему сейчас отвратительными; все-таки с каким дерьмом ему, Мирону, приходится иметь дело.

- Да-а... - протягивает он и кивает на список. - Только один, но это, конечно, ничего не значит.

- Ага! - восклицает Зяма. - Я знаю, кто это.

- Подожди ты, - сердится Витебский. - Тоже следователь нашелся, Шерлок Холмс. У Моти связи - дай Боже. Он везде бывает.

- Именно поэтому я и думаю, что это он, - заключает Павлычко.

- Паспорта он делает, я знаю, визы всякие, - вставляет Костик.

-Ладно, Мотю я беру на себя, - заключает Мирон и видит плотоядную улыбочку на лице Зямы. С каким удовольствием он бы еще раз разбил ему морду. Конечно, Зяма думает сейчас о том, что связывает Мотю и Мирона, точнее, связывало, поскольку чопорный и ветреный Мотя ни с кем не имел долговременных связей.

"Но какие это были времена.. - расслабленно думает Мирон. - Я богатый мальчик и тратиться хотел на тех, кого люблю. Я мечтал остаться под крылышком у Шклявого, там было так тепло и уютно, а главное - много других мальчишек, покладистых, красивых и безмозглых..."

Никогда он еще не жил такой напряженной и разнообразной половой жизнью, как во времена связи с Мотей. И какой это был легкий и щедрый сводник! Именно он свел его и с Шиманко. И тогда на него обрушился поток таких прелестей, о каких он ни сном ни духом не ведал. Он жил в царстве секса. Этого не понять тем, для кого любовный акт лишь тихая обывательская спазмочка.

И вот теперь Мотя - враг? Шпион? Мирон Львович смеется, а его подчиненные не могут понять причины этого невеселого смеха.

- Сказал же, - повторяет Мирон, - Мотю беру на себя. И - ша, ребята. Займитесь делом, копайте версию Кузи, проверяйте других, а меня оставьте. Мне надо подумать.

...Еще одна из бесед, их тайных ночных бесед, когда Генрих Карлович слушает, лишь изредка задавая вопросы, а Армен говорит, подошла к концу.

Калаян знает, что именно ради этих бесед его и пригласили сюда. И хорошо заплатили - так ему еще не платил никто.

А работать ему здесь незачем. Эта фирмочка в настоящем ее виде скоро лопнет или трансформируется в другую и под другой вывеской, потому что такие аферисты, как Шиманко, в нынешних условиях непотопляемы.

Калаян рассказал ему все подробности карьеры Аджиева: о его партнерах, счетах в банках и недвижимости, о его слабых местах. Наверное, их беседы записываются, но Армену уже все равно, он уедет и очень скоро. А удар, который Шиманко с Левочкиным нанесут по Аджиеву, будет настолько сильным, если не смертельным, что у того уже недостанет сил расправиться с предавшим его бывшим помощником.

Все-таки есть какая-то мистическая сила в предательстве. Именно она окрыляет сейчас Армена, вдохновляет вспоминать все новые и новые детали деловых секретов Артура Нерсесовича, фамилии его партнеров за рубежом, вытаскивать на свет Божий всю ту сеть мелких и крупных "жучков", которые трудятся на Аджиева по всей стране. Он говорит о подкупленных им людях в правительстве, о доверенных лицах в разных банках.