Александр Скрягин - Формула власти

– И чем плохо? Если не выживет, так хоть помрет веселым, а? – довольный похвалой засмеялся Штирбу.

Когда они подъезжали к повороту, за которым находился отрезок дороги, ведущий в старые железнодорожные мастерские, то увидели, что оттуда выезжает темный джип с тонированными стеклами. Выбравшись на шоссе, он быстро покатился в противоположную от них сторону.

Ефим машину узнал.

– Похоже, директор ликероводки к тебе заезжал. – сказал Ефим. – Да, чего-то не дождался…

– Да, Карабановская машина… – удивленно качнул головой барон. – Чего это он? Давеча ведь все решили, обо всем договорились… Никто ни на кого не обижается… – бормотал он, подъезжая к высоким воротам бывших железнодорожных мастерских.

Ефиму послышалась в его голосе хорошо спрятанная тревога.

Ужин у Василя Штирбу был накрыт на внутренней галерее, идущей вдоль дверей выходящих на нее жилых помещений.

Заходящее солнце било сквозь окна, идущие под потолком на противоположной стене кирпичного ангара, и на галерее было светло, как в полдень на лесной поляне.

Всего за столом сидело человек двадцать.

Место во главе стола ожидало хозяина. Это было массивное кресло с высокой спинкой, какие стоят в судебных залах. Слева от него сидела синеглазая цыганка Соня.

Увидев, что вместе с мужем на галерею поднимается гость, Соня, что-то скомандовала сидящим за столом. Они быстро передвинулись, освобождая для гостя почетное место по правую сторону от хозяина. Откуда-то, будто сам собой, прибежал, постукивая по металлическому полу козлиными копытцами, стул. Пока стул успокаивался, прилетела на пеструю скатерть большая тарелка с румяными мясными шариками и глянцебокими тушеными помидорами.

Сидящие за столом к еде не прикасались. Ждали.

Цыганский барон встал в торце стола, поднял стакан с красным вином и сказал:

– День прошел! Слава богу, потрудились неплохо! Теперь покушаем хорошо!

После этих слов стол сразу ожил, забубнил мужскими и зазвенел женскими голосами.

Ефим глотнул пахнущее южной степью вино, положил в рот хрустящий сверху, нежный и сочный внутри шарик сармале, и не пожалел, что заехал в цыганское хозяйство.

– Соня, мы когда ехали, вроде машину Карабанова встретили… – поставив стакан с вином, обратился к супруге Василь. – Он это был?

– Он. – кивнула Соня.

– С кем говорил? – вопросительно вздернул черные брови хозяин.

– Со мной. – потупилась хозяйка.

– А чего ему надо было? – нахмурился Штирбу. – За кальвадос опять грозился? Я ж ему объяснил, что мы в этом деле ему не мешаем!

Соня молчала.

– Почему ж не мешаете? Конкуренция ведь получается. – поинтересовался Мимикьянов.

– Да, какая там конкуренция! Карабанов нам не конкурент! Наш кальвадос только в рестораны идет! Мы наш напиток в сельских магазинах и не продаем! Какие же мы конкуренты? У нас потребитель разный! Тот, кто в рестораны ходит наш кальвадос пить, Колосовскую водку и в рот не возьмет! У нас одна бутылка больше стоит, чем у него целый ящик «Колосовской»! Это ж настоящий иностранный напиток! Вот ты, Ефим, французский кальвадос когда-нибудь пил?

– Как-то было. – припомнил майор.

– И что? Разве мой хуже?

– Честно сказать? – спросил Ефим.

– Честно. – насторожился Штирбу.

– Твой лучше! – искренне ответил Ефим.

– Вот то-то! – обрадовался Василь. – Какой же Карабанов нам со своей водкой конкурент?

– Да он не про кальвадос говорил. – осторожно вклинилась в разговор Соня.

– А чего тогда? – посерьезнел глазами Василь.

Соня замялась, едва заметно, скосив глаза в сторону майора.

– Говори. Можно. – разрешил барон.

– Порчу просил навести… – опустив синие глаза, тихо произнесла Соня.

– Порчу? – удивленно переспросил барон.

– Да. – кивнула Соня. – Порчу. На одного человека.

– И ты что? – спросил Василь.

– Как что? – пожала плечами Соня. – Сказала, что ромалэ давно такими делами не занимаются…

– Ну, правильно! – одобрил Штирбу.

Маленькие шарики сармале быстро исчезли с тарелок.

– А сейчас будут папанаши! – многозначительно произнесла Соня.

Майор пожалел, что съел все десять мясных шариков, которые лежали у него на тарелке, и внутри у него оставалось не так уж много места. Устоять перед папанаши было еще труднее, чем перед сармале.

Папанаши – представляли собой особые южные творожники.

Творог тщательно растирался с маслом, затем туда добавлялись свежие яйца, сахар и мука, а потом, главное – молотая кожура лимона. Из этой нежной массы формовались толстенькие лепешки, которые обжаривались в растопленном сливочном масле.

На румяные папанаши накладывали снежным холмиком сметану и подавали на стол.

Получалось не блюдо, а земное утешение.

Пожилая цыганка, повязанная по-пиратски красным платком, поставила перед Ефимом большую плоскую тарелку с пахнущими лимоном творожными лепешками. Соня довольно заулыбалась, а по столу прокатилась новая волна оживления.

Папанаши были выше всяких похвал. Но наслаждаться ими майору мешал один не прозвечавший в застольном разговоре вопрос. И он решил его задать, несмотря на его явную нетактичность.

– Слушай, Соня, а на кого Карабанов порчу просил навести? – стараясь, чтобы его голос звучал как можно безразличней, спросил он.

Но цыганка отвечать не стала.

– Да, что об этом и говорить… – опустила она глаза на белую скатерть…

– А все-таки! Интересно. – не отставал майор.

Цыганка молчала.

Мимикьянов к творожным лепешкам не возвращался, ожидающе смотрел на женщину.

Молчание между ними становилось неловким.

– Скажи. – разрядил неловкую паузу барон.

– На Чечулина Виктора Михайловича. – нехотя произнесла Соня.

«Вот так дела! – воскликнул про себя майор. – А, что, если Галина права? И у Марата Матвеевича Карабанова, и впрямь, в этом деле с Сабаталиным рыльце в пушку? Бориса Петровича из строя вывел. Теперь взялся за Чечулина. В принципе, правильно. Чечулин – совладелец «Флоры».

Если Марат решил покончить с фирмой-конкурентом, то вполне обоснованно убрать обоих ее владельцев… Да, но как же он убрал со сцены Сабаталина? Соня, скорее всего, говорит правду, цыгане ему с Сабаталиным не помогали, и наводить порчу на Чечулина она отказалась… А, если Карабанов вывел из строя директора «Флоры» с помощью инженера Контрибутова? С его гипотетическим прибором?.. Такая версия хоть как-то позволяет объяснить имеющиеся на данный момент странные факты и не менее странные события…»

Майор Мимикьянов похвалил себя за то, что дал барону себя уговорить на ужин в таборе.

В это время к барону подошел высокий молодой цыган, нагнулся к уху хозяина и начал что-то тихо говорить.

Штирбу потемнел лицом.