Александр Скрягин - Открытие, которого не было

«А, что же он дверь-то не закрыл?… – подумал под-полковник. – Компьютер, скажем, штука дорогая, желающих подобрать то, что плохо лежит всегда много…»

Дверь на смотровую площадку была приоткрыта. Аркадий вышел в ночь, оперся на металлические перила и посмотрел вниз.

Там лежала Каланчевка.

Уютно светились ее окна. Если смотреть точно перед собой, то за темным бобриком сквера и серебристой пластинкой асфальта центральной площади поселка можно было увидеть лежащий среди деревьев кирпичик, украшенный желтыми и оранжевыми квадратиками окон – Дом специалистов крупозавода. Конечно, Аркадий не мог видеть Пашу Папаса, Ольгу Петровну Дорошенко и Ивана Алексеевича Кальварского, но словно бы ощущал там их присутствие.

Чуть дальше, на следующей улице, когда-то стоял и его дом. Его давно уже не было, а на его месте раскинулась маленькая автостоянка. Еще дальше возвышалось самое большое в округе здание в четыре этажа – школа.

Здесь учились едва ли не все ныне живущие поколения каланчевцев. В нее когда-то ходили и Паша Папас и Костя Шторм и он сам. Они сидели в одном классе. В соседнем – постигал науки победитель всех физико-математических олимпиад Толя Беседин. К нему уже тогда прочно приклеилось прозвище Эдисон. А на школьных вечерах ходила по сцене с микрофоном, изображая эстрадную певицу, Сонька Кальварская. Она была младше на два года, но, полноправным членом входила в их компанию.

Аркадий повернул голову в другую сторону – там был черный провал реки. На его краю светился новогодней игрушкой ресторан «На пристани». Оттуда волнами доносились тягучие звуки саксафона, пряные, как ямайский ром, который Папас делал из своего самогона, добавляя немного малинового сиропа и настоя ромашки.

Подполковник вернулся в комнату, окинул ее взглядом. Как будто все было в порядке… И все-таки что-то его безотчетно настораживало.

Он шагнул к выходу, уже собрался выключить свет и выйти, как вдруг неожиданно для самого себя остановился. Будто зацепился рубашкой за металлический крюк. Он еще раз осмотрел комнату и понял, что его беспокоило.

Паяльник. Он лежал не на своей подставке, а рядом. Причем, рабочим концом на белом листе раскрытой книги. Педантичный Беседин, к тому же испытывающий преклонение перед книгой, так положить паяльник никак не мог.

Аркадий еще раз оглядел комнату.

И теперь она уже не показалась ему такой аккуратной. Ящички металлического стеллажа были выдвинуты на различное расстояние. Один из них не закрылся из-за того, что ему помешал торчащий кусок электрического провода. Такая небрежность для Толи была необычна.

Ширма, всегда полностью закрывающая кровать, на которой Анатолий Петрович спал, сейчас оставляла для обозрения лежащую в головах подушку и часть одеяла…

Похоже, в комнате похозяйничал кто-то чужой.

Он внимательно и методично осмотрел всю комнату. Как положено, по часовой стрелке, начиная от входа, не пропуская ни одного сантиметра, и не бросаясь на любую неожиданно замеченную в другом месте деталь.

Вывод был очевиден.

В комнате кто-то проводил обыск.

«Ну, а что же ты хотел? – сказал себе Аркадий. – Хорошо, если только обыск комнаты, а, если…»

В этот момент у него в кармане требовательно запиликал неугомонный мобильник.

– Аркадий! Ты? – спросила трубка озабоченным голосом Кондрашова.

– Ну, а кто бы тебе еще в час ночи отвечал?

– Новости есть?

– Олег, ты смеешься? Я только от тебя отъехал.

– А чем ты сейчас занимаешься?

– По твоему заданию пытаюсь выяснить у гражданина Беседина, что же он такое изобрел… И на хрена ему подрывать ядерные заряды…

– Молодец! – одобрил начальник. – И что он?

– Молчит!

– Как это молчит? Как это он может молчать? – искренне удивился Олег Петрович.

– Вот так и молчит. Я уж его и так и эдак… И по ребрам… И голову в пластиковый мешок засовывал. Ничего! Как воды в рот набрал…

– Ты что, его пытаешь, что ли? – испуганно прошептала трубка. – Аркадий, ты в своем уме! Сейчас же прекрати! А, если он представителю МАКПЭ пожалуется? Что тогда? Что там про наши органы будут думать, а? Я всегда знал, что ты человек близорукий в политическом смысле, но, чтоб так!

– Ну, а как я тогда от него правду узнаю?

– Что значит, как? Путем умно построенной беседы с фигурантом! Через психологический контакт с собеседником! Как на курсах повышения квалификации учили, забыл?

– Да не с кем беседовать. У него я по месту жительства нахожусь. Нет его на месте.

– Так ты его не бил? – обрадовался Кондрашов.

– Нет, конечно, ты что, шуток не понимаешь? Разве я такое могу себе позволить? Ну, может быть так, пару раз по челюсти…

– Аркадий!.. Знаешь, эти шутки твои у меня уже в печенках сидят! Давай-ка посерьезнее! Не такой сейчас момент, что бы шутки шутить!

– Я понял, товарищ полковник! Больше не буду! – покорно согласился Аркадий.

– Срочно занимайся розыском Беседина! Как только что узнаешь, сразу звони! Понял?

– Чего ж не понять? Только, где ж я его ночью найду?

– Где хочешь, там и ищи! Но, чтоб не позже, чем через час результат был! Ясно тебе? Тут же международная политика замешена! Пойми это, наконец, башка садовая! Вот уж, действительно, простота хуже воровства! Удивляюсь, и как это ты во внешней разведке работал? Поражаюсь прямо!

– Я и сам удивляюсь! – согласился с ним подполковник Стеклов. – Разрешите выполнять?

– Выполняйте! – грозно приказала трубка и отключилась.

Подполковник еще раз окинул взглядом помещение мастерской Толи Эдисона, тихо прикрыл дверь и начал спускаться вниз.

Аркадий был очень устойчив на ногах. Он даже не понимал, как это люди ломают себе в гололед все, что попало. Его собственный организм всегда успевал среагировать на любое нарушение равновесия и, независимо от сознания, удержаться на ногах.

Однажды, классе в седьмом, они начали бороться с Пашкой Папасом на крыше сарая во дворе дома, где он жил. Крыша была плоская с совсем легким наклоном в одну сторону. Они в азарте схватки не заметили, как сначала переместились к ее краю, а, затем, сорвались с него и полетели вниз.

Пашка тогда вывихнул себе ключицу, заработал на бедре огромный багровый синяк, а у него не было ни царапины. Летя с крыши, он как-то совершенно без участия сознания извернулся и безболезненно приземлился на четвереньки, как кошка или собака.

Спускаясь же сейчас по каменной лестнице, он два раза поскользнулся. И это при том, что ступени были совсем не гладкими.

Это было плохой приметой.

И она оправдалась.

Плохая примета оправдалась.

Не успел он выйти из нижнего этажа каланчи, как его окликнули.

– Беседин? Анатолий Петрович?

В темноте шагах в пяти рисовались несколько мужских силуэтов.