Михаил Март - Не тронь добычу!

— Что вам надо?

— Получить ответ на один вопрос. Кто, как и где передавал тебе это оружие? Жить хочешь — скажешь, не хочешь — сдохнешь.

— Хорошо. Я все скажу.

В груди Бориса опять дернуло. Рана все еще не заживала. Боль пронзала его грудь. Он вздрогнул и открыл глаза.

Тишина, свежий воздух, и бабочка с яркими крыльями сидела на занавеске.

Только пульс учащенно бился, и ему казалось, будто его биение слышно всей округе.

Кто-то поднимался по лестнице. Цок, цок, цок — каблучки отстукивали ровные неторопливые шаги. А у него все еще шум от взрывов стоял в ушах.

Тихо скрипнула дверь. Борис закрыл глаза.

Когда Соня вошла, он спал в кресле-качалке у открытого окна. Прекрасный вид, чистый воздух, щебетание птиц и яркое солнце. О чем еще можно мечтать? Сказка, живи — не хочу.

Она подошла ближе, и он открыл глаза.

— Как ты себя чувствуешь?

— Представь себе, чувствую. Все чувствую. Вот только ходить пока не могу. Похоже, я превратился в беспомощного ребенка, которого каждый может обидеть.

— Разве я тебя обижаю?

— Нет. Ты мой ангел-хранитель, Соня. Очень добрый и красивый ангел. Почему ты не хочешь рассказать мне, как тебе удалось меня спасти?

— Долгая история. Потом как-нибудь. Ты уверенно идешь на поправку — это главное. А силы к тебе скоро вернутся. Только я бы этого не очень хотела.

— Вот как?

— Ты встанешь на ноги и уйдешь. А потом кто-нибудь решит тебя добить и уж в следующий раз не промахнется. Дважды одному человеку никогда не везет. Я же знаю, ты захочешь найти убийц и отомстить им, а вовсе не вернуться к жене под теплое крылышко.

— И все-то ты знаешь.

— В твоих глазах все написано.

— Значит, меня легко прочитать?

— Не знаю. Сейчас легко, потому что раны свежие. Страшные картинки перед глазами прыгают. Это твое последнее воспоминание, другого ничего ты не помнишь. Месяц прошел, а для тебя все случилось вчера. По ночам ты кричишь.

— Кричу? Называю имена?

— Имен я не слышала. Но цензурными твои слова даже внатяжку не назовешь. Не знаю, чего больше в твоем бреду: отчаяния, страха или ненависти. Пока ты не остынешь и не успокоишься, на ноги вставать тебе опасно. Месть — плохое чувство, коверкает разум, презирает бдительность и осторожность. А тебе осторожность очень нужна. Тебя ищут. Дача — не первое место, где я тебя прячу. Сначала ты лежал в больнице, и тебя едва успели вывезти из нее. Время отсчитывалось секундами, а не часами. Опять повезло. Но ты можешь одним неосторожным поступком зачеркнуть все наши усилия.

— Обещаю, что я этого делать не стану. Мне нужно еще пожить и завершить незаконченные дела. Умирать я пока не собираюсь.

— А глаза говорят о другом. Когда ты окрепнешь, я буду надевать кандалы тебе на ноги.

Соня тяжело вздохнула и печально улыбнулась.

— Ты нашла Богданова?

— Мало того, что я его нашла, но и привезла. Он сидит на террасе и пьет компот моего приготовления из свежей малины.

— Давай его сюда.

Соня встала и направилась к двери.

— Постой. Я нормально выгляжу? Не похож на развалюху?

— Дело вкуса. Мне ты нравишься.

Борис заметно нервничал, ожидая старого приятеля. Он отвык от общения с людьми и плохо понимал, как он должен себя вести теперь, после того, как все его похоронили. Второе рождение больше похоже на проблему, чем на радость. Воскрешение покойников не всех радует. Многих пугает, других раздражает, третьих ставит в тупик.

Валерий Богданов не вошел, а ворвался в комнату. Подбежав к креслу, он долго разглядывал друга, потом хлопнул себя по коленям и сел.

— Выжил! Ну, парень, теперь сто лет жить будешь.

— Рад, что приехал по первому зову, Лерка. Я всегда считал тебя надежным парнем.

— Ты знаешь, Боря, кто в вас стрелял?

— Знаю. Терентьев, Колобков и Пащенко.

— Значит, все-таки серпуховские!

— Они, голубчики. Я даже не думаю, что они нас узнали. Стволы выхватили на ходу, выходя из машины. Шквальный огонь. Мне повезло, голову не задели, а то разлетелась бы, как переспелый арбуз. Рука, ключица, грудь. Одним словом, выжил. Только никто об этом ничего не знает и не должен знать. Только ты один.

— И Кате ничего не говорить?

— А ей особенно.

— Она была у меня в клубе вчера днем. Катя не верит в твою смерть. Она надеется.

— Что же ей еще остается делать?

— Она с подругами ведет свое следствие. Тоже ищут убийц. Я ей рассказал о дельтаплане. Извини. Но я был уверен в том, что она в курсе твоих дел. Однако Катя была ошарашена моим рассказом.

— Значит, не она.

— Что — не она?

— Катя не умеет фальшивить, Лера. Если она удивлена, значит, это не притворство.

— Есть причины для притворства?

— Есть. Одна из троих знает о дельтаплане больше, чем я. Только кто? Олеся или Таня?

— Ты хочешь сказать, Борис, будто сам чего-то не знаешь?

— Таков был уговор между нами. Строгое разграничение обязанностей. План составил я. Но каждый отрабатывал свое звено. И по плану нам нужна была женщина. Это все, что я могу тебе сказать, Лера. Тут много путаницы. Обсудить результаты вылазки мы собирались вшестером на даче. Кто-то должен был выступить с отчетом, а кто-то узнать о деле впервые. С этой целью мы и устроили пикник. Но до откровений дело не дошло. Нас расстреляли.

— Кто вас заказал?

— Этого я не знаю. У меня есть предположения. Но они похожи на бред. Я еще не успел все как следует проанализировать. Сложная головоломка. Требуется методичный скрупулезный подход. Я к этому еще не готов.

— Кате есть чего опасаться?

— Не думаю. Если они ведут следствие, то пусть продолжают. Ты даже можешь сделать ей несколько подсказок. Я тебя научу. Но вместе с тем ее надо предупредить, чтобы она не очень-то откровенничала с подругами. Их надо информировать дозированно. Иначе одна из них станет очень опасной, превратившись из ласковой кошки в ядовитую змею.

— Катя не собиралась мне звонить. Все, что мог, я ей рассказал.

— Позвони ей сам. Скажи, например, что у тебя родилась новая идея, как можно использовать дельтаплан. Она наверняка заинтересуется. Я не думаю, что их следствие идет успешно. Любая зацепка вызовет интерес. Думаю, что и у профессионалов следствия сейчас ничего не получается. Схема выстроена мной безукоризненно. А если учесть, что в нее вмешались другие заинтересованные лица, о которых мне ничего не известно, то они лишь запутали все окончательно. Даже я как автор теперь плохо ориентируюсь в ситуации.

— Тот, кто влез в твою схему, должен был знать о ней, только тогда мог вмешаться и врезаться в нее. И ты об этом не догадывался?

— В этом вся проблема. Он знал, а я и не подозревал об этом.

— Тебя мог выдать только свой. Но ни Олег, ни Иван этого сделать не могли.

— Знаю.