Виктор Пронин - Не приходя в сознание

— Скажете тоже — вместе! — усмехнулся Дядьков. — Очевидно, Батихин, перед тем как подойти к машине, прошел в лес, чтобы узнать, не случилось ли с нами чего...

— Почему же он не прошел в лес дальше, если его так уж волновало ваше здоровье?

— Трудно сказать. — Дядьков развел руками. — Трудно сказать, — повторил он отрешенно.

Тамара Васильевна обратила внимание, как изменился за последнее время Дядьков. Если раньше он был безоглядно уверен, что все кончится благополучно, а следователь попросту поможет ему выпутаться из неприятного положения, в котором он оказался, то теперь Дядьков почувствовал, что кольцо вокруг него замыкается. Правда, в кольце чудились ему просветы, он надеялся воспользоваться ими и выскользнуть, но это были слабые надежды, да и становилось их все меньше.

В полной мере он ощутил нависшую опасность, когда однажды вечером к нему прибежали перепуганные Наталья, Татьяна и Алла. В руках у них были полученные в этот день повестки от следователя Глазовой. Им надлежало явиться в прокуратуру для дачи показаний в качестве свидетелей.

— Ах, черт! — крякнул Дядьков. — Как же она про вас-то пронюхала? Вот чертова баба!

— Очень просто! — ответила Кузькина. — Нас узнали. Там еще, в кювете. Народ-то весь свой собрался, городской. Меня и Татьяну узнали.

— Значит, так... — протянул Дядьков озадаченно. — Хорошо. Слушайте внимательно. Вы тоже можете влипнуть. Нам надо держаться друг друга. Запомните — я вас подвез. Подобрал на дороге и подвез. Вы меня не знаете. Поняли? Вы видели меня только со спины. Все. И второго парня вы не знаете.

— А если спросит про малыша?

— Вы ничего не видели! — заорал Дядьков. — Машина в кювете, вы испугались и ушли. Понятно?! Никаких малышей, никаких колясок не видели! И весь сказ.

— Жидковато все это, — проговорила Татьяна. — На дурачков.

— Что ты предлагаешь? — глянул на нее Дядьков.

— Что я могу предложить... Сказать-то мы скажем, да только непохоже, чтоб нам поверили.

— Ваше дело — сказать. Об остальном я позабочусь. Слава богу, друзья у меня остались, не бросят в беде, — обнадежил Дядьков.

Естественно, после такой подготовки показания девушек в кабинете Глазовой полностью совпадали. Даже выражения были одинаковы. Весь день накануне наезда они чуть ли не с утра, оказывается, примеряли наряды, смотрели в окно, слушали музыку. Когда наступил вечер, собрались сходить в кино, какое именно, не помнят. Остановили машину, в ней сидели двое мужчин. Как машина оказалась в кювете, не заметили, водителя узнать не смогут, поскольку видели со спины. Когда машина остановилась, вышли из нее. «Пошли, девушки, отсюда», — сказала Таня. Смотреть кино уже не было настроения, поговорили о приближающихся праздниках, о нарядах, о ценах на эти наряды, потом проводили Аллу и разошлись по домам.

Тамара Васильевна добросовестно записала эти показания. Ложь была очевидной. Не могут три человека разного возраста, образования, характера вот так одинаково видеть, слышать, чувствовать. И даже отношение к происшедшему было не то что похожим, а полностью совпадало.

— Дядьков поставил вас в дурацкое положение, — сказала Глазова. — Но вы-то должны понимать, что к чему. Зачем вам лезть во всю эту грязь?

— Какой Дядьков? — попыталась было сделать удивленные глаза Кузькина.

— Ваш сосед. Девушки, я же сама выписывала повестки, вы живете в одном доме с Дядьковым, хорошо знаете не только его самого, но и родителей, жену, детей... Вы очень хорошо всех их знаете. Это он предложил вам нести такую чушь? Дядьков по наивности полагает, что чем больше виноватых окажется, тем меньше будет его собственная вина. Послушайте, ведь речь идет о смерти человека. Это серьезно. А ведете вы себя легкомысленно. Вас видели не только в этот день, вы и раньше приятно проводили время.

— Это еще надо доказать!

— Зачем? — грустно улыбнулась Глазова. — Это уже доказано. Есть даже фотография, где вы вместе сняты примерно год назад.

Показания Татьяны Кузькиной, сделанные ею через несколько дней: «Мы в самом деле гуляли по лесу. Нас догнала машина. За рулем сидел Дядьков, на заднем сиденье еще двое — Батихин и Хлыстов. Они предложили покататься. Мы согласились. В машине нас было шестеро. Когда Дядьков, не справившись с управлением, выскочил на левую сторону шоссе и съехал в кювет, мы все разбежались, потому что испугались. В лесу мы договорились не выдавать его, сказать, что за рулем сидел незнакомый человек. Когда получили повестки, снова встретились с Дядьковым, и он велел нам ничего не говорить, держаться за прежние свои показания. Сейчас, когда я узнала, что мальчик погиб, решила сказать правду».

О правде. В этих показаниях правды меньше половины. Подруги дали примерно такие же, тоже согласованные и выверенные показания. Поэтому можно сказать, что ссылка на погибшего мальчика не более как прием, в котором опять же нетрудно разглядеть руку Дядькова.

Как выяснилось, он чуть ли не каждый день собирал всех участников происшествия и подробно обсуждал все вопросы, которые задавала Глазова. Вырабатывалась общая линия дальнейшей борьбы со следователем, согласовывались показания, заявления и даже жалобы.

Девушкам нравились эти сборища, они чувствовали себя заговорщицами. А риска никакого — отвечать-то все равно Борьке. «Бедный Борька!» — сочувственно вздыхали они, расходясь по домам. А «бедный Борька», проводив гостей, удрученно качал головой, прикидывая количество выпитого — с такими приятелями недолго и по миру пойти. Дороговато ему обходились их показания.

Интересные наблюдения высказал прокурор Мытищинского района Владимир Дмитриевич Сухачев, под началом которого работает Глазова. Он говорил о странном отношении некоторых свидетелей к своим обязанностям. По сравнению с тем, что было, например, лет десять назад, нынешний свидетель как-то легче идет на ложь, уж больно просто отрекается от своих же показаний, дает новые, которые зачастую оказываются ничуть не ближе к истине, нежели предыдущие. И при этом не чувствует никаких угрызений совести, не наступает в нем разлада с самим собой. Вроде бы дело личное, дело житейское — сказал так, сказал этак...

Может быть, юридические знания позволяют недобросовестным свидетелям ориентироваться в следовательском, судебном процессах, самим решать, что хорошо, а что плохо. И они пытаются вершить свой суд, отталкиваясь от собственных представлений о солидарности, стремятся выручить приятеля, даже не сомневаясь в его виновности. Дескать, главное — спасти от суда, а уж там сами разберемся.

Возможно и другое объяснение — лживые показания дают обычно люди, так или иначе замешанные в преступлении, и тогда, конечно же, понятно их желание выйти сухими из воды. В деле Дядькова некоторые свидетели не один раз меняли свои показания, ссылаясь на хорошо знакомые и следователям, и судьям, и прокурорам причины: не осознали значения собственных показаний, не представляли серьезности последствий, прозрели и вот решили сказать правду, и так далее.