Тера - Паутина прошлого

— А как же ты? Думаешь, они не захотят с тобой кое о чем поговорить?

— Наверняка захотят. Вот только у меня найдется, что им рассказать. Милая, ты сама дала мне в руки доказательства своей вины. Именно ты заманила нас в этот город. Вместе с сообщником, которого, будет не так тяжело поймать теперь, когда я точно знаю, что же это за зверь такой… Так вот, ты провернула все это не одна. Разумеется, Пахомов был твоим сообщником. Кому поверят — мне, уважаемому бизнесмену, потерявшему друзей, погибших от рук безумной сучки с ее любовником? Или тебе? Ах, да, я забыл: ты ведь к этому времени будешь уже мертва.

Я сглотнула ставшую горькой слюну, и наконец, обвела взглядом речку. Так много воды…. А теперь она станет местом моего последнего упокоения. Как уж тут не поверишь в судьбу. Но, похоже, другого шанса у меня уже не будет. Казалось, мы плыли целую вечность, хотя на самом деле не добрались даже до середины, находясь недалеко от того места, откуда вышли, и я поняла, что Никита просто не может справиться с лодкой. Что же, он никогда не был в этом деле профессионалом.

Я выбросила вперед связанные ноги, попав Рыжику в солнечное сплетение. Захрипев, он покачнулся назад, бросив весла, и судорожно схватившись руками за борта лодки. На этот раз я целилась в лицо, радуясь, что сегодня решила надеть сапоги на высоком каблуке. Судя по хрусту и его глухому крику, удар достиг цели. Несколько секунд мужчина пытался сохранить равновесие, но безуспешно. Лодка опасно накренилась и в ту же секунду мы оказались в ледяной воде.

— Ну же, малышка! Ты ничего не боишься! — Алешка со смехом смотрит на меня, как всегда пытаясь научить плавать, — это же просто! Ты должна войти в воду, а я буду тебя держать.

— Нет, — я качаю головой, отходя подальше от этого плеска, заглушающего в моей голове все остальные звуки, — я не хочу.

— Ладно, — смирившись, он взлохмачивает мои волосы мокрой рукой, и идет в воду сам. Я хочу крикнуть, чтобы он остановился. Но что-то не позволяет мне этого сделать, я понимаю — это только мой страх. И Алешка никогда не сможет разделить его со мной.

Я медленно уходила под воду. Не думала, что это произойдет когда-нибудь. Они не понимают… никогда не понимали, почему вода стала моим врагом. И ошибались, списывая это на детский страх. Да, я боялась. Но не самой воды. Я боялась того, что будет, стоит мне в нее погрузиться. Всему виной сон. Я видела его тысячи раз, и он оставался неизменным.

Я иду на дно, волны тяжелой массой смыкаются надо мной. Я знаю, стоит мне вздохнуть, и она проникнет внутрь меня, заполнит тело, и я перестану жить. Но не это меня пугало, а то, что я при этом ощущала.

Будучи ребенком, я не понимала, причины этого страха. Теперь, в эту минуту я четко осознала: в том сне я ждала собственную смерть как избавление от того, что считала в тысячу раз хуже нее.

Холод начал отступать, и я почувствовала тепло, наполняющее тело, покой и уют.

Закрыв глаза, я погружалась на дно, чувствуя, как меня покидает боль, отчаяние беспомощность, страх, ненависть, горе, одиночество. Чувства, которые всю жизнь были моими спутниками. И теперь я расставалась с ними без сожалений, и даже с какой-то радостью. Я шла на дно, понимая, что лишь там я найду мир и покой. Потому что на земле меня уже ничто не держит…

— Ты не должна так думать, малышка, — он совсем рядом. Я вижу его, перед собой — молодого, красивого, живого. Он мягко улыбается, протягивая мне руку, — держись! И ничего не бойся. Ты же смелая. Я знаю.

— Алешка! — шепчу я, понимая, что он меня не слышит. Просто не может услышать. Потому что давно мертв.

— Не теряй надежду, Танюшка. Ты должна жить. Ради отца. Ради меня. И ради него.

— Кого?

— Возьми меня за руку! — в его голосе слышится искренняя любовь и забота. Мне так ее не хватало. Мне так не хватало его.

Я протягиваю руку и чувствую тепло его сильной ладони.

— Значит, ты жив?

— Я всегда буду жив, пока жива ты сама.

Какая-то сила выдернула меня из воды. Я задыхалась, бьясь в чьих-то руках, пытаясь сделать глоток драгоценного воздуха. Кто-то с силой прижал меня к себе, но я сопротивлялась, толком не понимая, кто же мой противник. Минуту назад меня заставили выбрать жизнь, а значит, я буду бороться до последнего вздоха. Чьи-то пальцы надавили на шею, и мое тело отказалось мне повиноваться.

— Мне все равно кто ты, и что сделала. Слышишь? Ты не умрешь!

Я почувствовала, как кто-то, держа мою голову над водой, тащит меня на берег. Руки и ноги налились свинцом, одежда и обувь тянула на дно. Когда окоченевшие ноги коснулись земли, я упала, увлекая за собой держащего меня человека. Мокрая одежда стала твердой, слипшиеся на морозе волосы облепили лицо. Я почувствовала, как от холода свело пальцы рук, ног я совсем не ощущала. Я задыхалась, и была занята только тем, что выкашливала воду из легких, пытаясь вдохнуть немного воздуха. Меня рвало, вода хлестала изо рта и носа, но я отчетливо ощутила рядом с собой тяжелое мокрое тело своего спасителя.

Я не могла пошевелиться, чтобы посмотреть на него. Но достаточно было услышать этот голос, чтобы понять, кто он. Закрыв глаза, я приникла щекой к земле, со страхом и недоверием думала о том, что же заставило Макса Пахомова рискнуть жизнью и вытащить меня из воды.

Июнь, 2008 года…

Раз в год в этот день я уходила из дома и почти до ночи бродила по улицам, пытаясь отрешиться от всего, что меня окружало. День, изменивший мою жизнь, забравший так много, и оставивший взамен лишь боль, отчаяние одиночество и чувство бессилия. Прошло столько лет, но для меня ничего не изменилось. Наверное, я была больна. Скорее всего, больна, если ненависть можно считать болезнью. И от нее не так просто излечиться.

Они не понимали… никто из них так и не понял, что же произошло со мной в ту ночь. Я просто исчезла, а потом оказалась в больнице, куда меня принес незнакомый мужчина. Я не смогла узнать его имени — он ушел сразу же, как только передал меня на руки врачам.

Три дня беспамятства полностью стерли воспоминания о ночи, когда моя жизнь изменилась. Не знаю, что это было. Возможно, всему виной травма, хотя я всегда была склонна считать, что произошедшее со мной было слишком ужасным, чтобы я хотела хранить об этом воспоминания.

Мне хотелось, чтобы рядом был папа и, конечно, Алешка. Но шли дни, а они все не приходили. Было обидно, что меня все забыли, хотя женщина, назвавшаяся моей матерью, исправно приходила ко мне в часы посещений, приносила какие-то фрукты и детские игрушки, отмахивалась от надоедливых вопросов, и через четверть часа уходила, оставляя меня в слезах и сомнениях. Я чувствовала — что-то происходит, но никто ничего не хотел объяснять испуганному девятилетнему ребенку.