Михаил Палев - Копье Дракулы

– Видите ли, тут целый ряд обстоятельств препятствует. Во-первых, данный предмет представляет собой антиквариат, и на него должны быть оформлены соответствующие документы, которых у вас нет; во-вторых, это вещественное доказательство по делу об убийстве Шергина; в-третьих, это…

– А то, что судьба человека, мальчишки, зависит от этого куска железа, так это вам безразлично?! – возмутился я.

– Что же я могу сделать? – развел руками Бредников.

– А ты не пиши в протокол изъятие наконечника копья, – посоветовал Тавров. – Тем более если госпожа Соколова не заявит официально о его похищении, то Мурлову и предъявить нечего будет. А вот фальшивый паспорт Ватикана – это уже само по себе дело. Пихлер передал паспорт Мурлову – так ведь не сам же он его отпечатал?! Думаю, ребята папы римского захотят все это на тормозах спустить. Да и карта иностранного банка в бумажнике Мурлова не случайно там оказалась. Это, очевидно, его гонорар за украденное копье. Так что дело ясное.

– Ну, ладно! – решился Бредников. – Учитывая сложившиеся исключительные обстоятельства – не видел я никакого копья!

И тут Соколову оставила ее обычная выдержка: она упала на колени перед Бредниковым и разрыдалась.

– Спасибо вам, спасибо, – доносилось сквозь рыдания, а Вахрушин пытался поднять ее с колен, бормоча:

– Не надо, Ника, стыдно же.

Тавров вздохнул, решительно засунул копье в спортивную сумку Мурлова и сказал:

– Аркадий! Свяжитесь с похитителями и скажите, что артефакт у вас и что вы готовы к обмену. Только пусть предоставят доказательства, что с мальчиком все нормально. И выясните судьбу Порхова и Крутова.

Я думал, что теперь все решится: обменяем злополучный артефакт на живого ребенка – и делу конец. Однако это было только начало.

Мы не успели покинуть отель: едва мы собрались выходить, как в дверь постучали. Высокий мужчина плотного телосложения в строгом темном костюме вошел в номер и густым приятным баритоном осведомился:

– Господа! Кто здесь старший?

– Я! – сухо ответил Бредников. – Советник юстиции Бредников. А кто вы сами будете?

– Позвольте представиться: протопресвитер Николай, наместник военно-духовного ордена «Братство Креста Господня», – отрекомендовался мужчина.

– А документики ваши позвольте! – бесцеремонно потребовал Бредников. Мужчина пожал плечами, вынул паспорт из внутреннего кармана.

– Ага, Николай Юлиевич Стогов-Абашидзе, 1962 года рождения, уроженец… Угу! – пробормотал Бредников и, возвращая паспорт, спросил: – Я так понимаю, что вы из одной, так сказать, организации с господином Бернудовым?

– Да, господин Бернудов является Кавалером нашего Ордена и именно потому я здесь, – подтвердил Стогов-Абашидзе, усаживаясь на диван.

– Если вы желаете дать свидетельские показания… – начал было Бредников, но Стогов-Абашидзе довольно бесцеремонно перебил его:

– Я не просто хочу дать свидетельские показания, господин советник! Я хочу рассказать вам, как вы заблуждаетесь!

– В отношении чего мы заблуждаемся? – спросил несколько сбитый с толку Бредников.

– А всего! – категорически заявил Стогов-Абашидзе. – Начиная от мотивов действий господ Бернудова и Пихлера и кончая конфискованным вами копьем!

– Давайте по порядку! – призвал заинтригованный Бредников. – Что не так с копьем?

– Оно не просто кусок старого железа, – внушительно заметил Стогов-Абашидзе. – Это священный артефакт.

– Да, мы знаем, – перебил его я. – Копье Дракулы, оно же копье Дракона. Именно поэтому за ним и охотятся. Именно поэтому у госпожи Соколовой похитили сына. И именно поэтому мы собираемся отдать похитителям копье в обмен на освобождение мальчика.

– Да вы что?! – вскричал Стогов-Абашидзе, в возбуждении вскакивая с места. – Это нельзя делать! Ни в коем случае нельзя!

Он упал на диван, закрывая лицо руками.

– Пихлер тоже говорил, что копье – это не то, что мы думаем, – сказал Бредников. – Что он имел в виду?

– Да Пихлер не мог вам этого сказать, – глухо отозвался Стогов-Абашидзе. – Не имел права. Но мои люди вели наблюдение за его номером, вроде как охраняли. Когда появились оперативники, я понял, что события вышли из-под контроля. Мы бережем не свою тайну, поймите! Я был вынужден связаться с Ватиканом, там поняли всю угрозу и… Решение принял лично понтифик! Поэтому я могу рассказать, мне дали на это разрешение. Можно воды?

Я передал ему стоявшую на столе бутылку «Перье» и высокий стакан. Стогов-Абашидзе жадно выпил и продолжил:

– Вы наверняка слышали о копье Лонгина, не так ли?

Стогов-Абашидзе устало прикрыл глаза и монотонно прочитал:

– «Когда же Иисус вкусил уксуса, сказал: совершилось! И, преклонив главу, предал дух. Но так как тогда была пятница, то иудеи, дабы не оставить тел на кресте в субботу, – ибо та суббота была день великий, – просили Пилата, чтобы перебить у них голени и снять их. И так пришли воины, и у первого перебили голени, и у другого, распятого с Ним. Но, придя к Иисусу, как увидели Его уже умершим, не перебили у Него голеней, но один из воинов копьем пронзил Ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода. И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его; он знает, что говорит истину, дабы вы поверили. Ибо сие произошло, да сбудется Писание: кость Его да не сокрушится. Также и в другом месте Писание говорит: воззрят на Того, Которого пронзили». Так апостол Иоанн описывает смерть Спасителя.

– Кстати, а зачем Христу перебивали голени и пробивали бок копьем? – спросил Тавров с неожиданным любопытством. – И, честно говоря, я не понимаю, как из мертвого человека может течь кровь, не говоря уже о воде!

Несколько удивленный Стогов-Абашидзе тем не менее охотно ответил на вопрос:

– Как правило, мучения распятых людей длились довольно долго, смерть наступала по прошествии многих часов, а иногда и суток. Однако при необходимости ускорить смерть осужденных палачи перебивали жертвам голени, из-за чего распятый человек утрачивал возможность опираться ногами о подножие на кресте и погибал от удушья вследствие давления собственного тела на дыхательные пути. Иудеи, разумеется, знали об этом и попросили Пилата ускорить смерть казнимых. Смерть от удушья считалась очень мучительной, и вполне возможно, что римский воин ударил копьем в бок Спасителя из милосердия, а не только для того, чтобы удостовериться в уже произошедшей смерти. Дело в том, что Спаситель умер неожиданно быстро, и потому все усомнились в его смерти. Ну а если вы хотите реалистического объяснения факта истечения из мертвого тела крови и напоминающей воду жидкости, то – извольте! С точки зрения медицины тут может быть два объяснения. Возможно, что наконечник копья вонзился прямо в сердце – профессиональному солдату нанести такой точный и смертельный удар несложно. В таком случае пробивается перикард и происходит истечение жидкости из околосердечной сумки, а также крови из сердца. Таким образом, говоря медицинским языком, Спаситель умер не от удушья, а от остановки сердца вследствие болевого шока и давления на сердце скопившейся в перикарде жидкости. Есть и второе, не менее убедительное медицинское объяснение. Дело в том, что благодаря Туринской плащанице мы знаем, что удар был нанесен в правый бок Христа. На изображении Спасителя ясно видна рана между пятым и шестым ребрами примерно в десяти сантиметрах справа от центра тела. При попадании наконечника в это место не могло возникнуть сиюминутной опасности для жизни, даже если бы копье проникло глубже: оно бы просто рассекло плевру. Во время болезни или вследствие мучений между легкими и грудной клеткой собирается водянистая жидкость. В таком случае «кровь и вода» – это жидкость из плевральной полости, количество которой значительно увеличилось из-за длительного бичевания Спасителя, а также в результате повреждения поверхности легких.