Андрей Хазарин - Товар для Слона

— Мужики, когда хотят, веревки из нас вить могут… А под конец ты уже просто защищала свою жизнь… Я все понимаю…

Много ты понимаешь! Да, защищала, и дальше буду защищать, и не только свою… Ну и что из всего этого следует? Давай, делай выводы, формулируй а я пока ещё по малинке вдарю и послушаю свою гостью незваную…

— В общем, пришла я за идиота своего, Манохина, извиниться…

Интересное кино! Чтобы Валька унизилась до извинений? Не иначе, крепко их Слон напугал. Стала бы она по своей воле ко мне подлизываться, нужна я ей очень!.. И наверняка не Евгений Борисович её сюда прислал, а папочка. Насколько я помню Манохина по "Татьяне", он и сам извиняться не будет, и Вальку не пошлет. Да она и сама тоже гордая, хоть не до глупости. Точно, папочка подсказал.

— Женька мой, конечно, болван. Ведь никто за тобой и не думал следить. Ну, в смысле шпионить… Тебя охраняли, чтобы ничего не случилось, понимаешь? Слон нам как велел — чтобы тебе никакой угрозы, полная безопасность. Вот Женя и пустил ребят — за каждым шагом следить, чтобы даже пьяный на улице не мог к тебе пристать…

Ну ясное дело, охраняли, я так сразу и поняла… Как раз те люди, ангелы-хранители, они бы меня без соли сожрали, если бы Алексей кому-то там рога не обломал. А я ведь, дура, ничего не замечала. Так и ходила бы, ушами хлопала…

А Валентина дальше соловьем разливается:

— И представляешь себе этого идиота: из дурацкой гордости — я, мол, мужчина, сам все знаю, сам решу — не предупредил никого, ни меня, ни тебя… За дур держал. Думал, ты ничего не заметишь. А ты давно усекла, да? Ну и правильно. Мужиков только так и можно научить, на их собственной дурости.

А вот тут ты, Валентина Дмитриевна, неверный тон взяла. И муж у тебя не такой уж дурак, и я тебе больше не подружка, чтобы против мужиков общий фронт обороны держать. У меня теперь другой фронт. Так что не старайся из меня союзницу сделать, мы с тобой сейчас враги, врагами и останемся…

Но ничего, я уже ученая — внутри все кипит, а сама сижу, слушаю и с улыбочкой чаек попиваю.

— Вот это и все, что я хотела сказать. Ты прости моего медведя. Он хотел как лучше.

"А получилось как всегда". Бессмертную фразу произнес господин Черномырдин, останется в веках.

— Прости, правда! Ведь ничего ужасного не случилось!

Прикинуться дурой, мол, о чем ты толкуешь, какая слежка, ничего не знаю? Не поверит, только ещё больше обозлится. А если убедительно прикинуться? Тактически выгодно, пусть держит за идиотку… Не могу! Лопну от злости, через минуту сама себя выдам…

— Ладно, Валя, кончай каяться. Взрослые люди, понимаем — работа есть работа и не надо выискивать в ней личные обиды. Объясни Евгению Борисовичу, что я больше "Татьяной" не занимаюсь и следить за мной нечего, даже с самыми благими намерениями. В конце концов, взрослой женщине может быть неудобно, когда кто-то посторонний знает каждый её шаг, сама прекрасно понимаешь…

От такого намека Валентину передернуло — ничего, стерпишь, а любить меня ты и так не любишь. И я продолжила, как ни в чем не бывало:

— Лучше расскажи про знакомых. Как дела в конторе?

Вздохнула с облегчением, можно переключиться на нейтральную тему:

— А что в конторе? Была когда-то контора, а теперь из прежних только мы с Лавруком остались… Галка ушла главбухом куда-то. Еще в сентябре. Шварц уволился через месяц после тебя… Правда, по-хорошему ушел, пояснения к программам оставил, можно работать…

Лаврук — это директор ИФЦ, манохинский дружок с комсомольских времен. Не знаю, был ли он в чем-то замешан, думаю, вряд ли. Не та голова. А Галочка — бухгалтерша наша. Правильно сделала, что ушла, порядочному человеку в этом клоповнике делать нечего…

— И как, взяли нового компьютерщика?

— Взяли. Ни то, ни се… Вроде и знает дело, но… Сразу порядок начал наводить. Нас барахольщиками назвал — за каталоги. Не доверяете, говорит, машине…

— Ну, эту песню мы уже слышали…

Э, а Валечка-то чуть расслабилась, даже чуть улыбнулась. Поверила в мою доброту?

— Анечка, — продолжала свою сагу Валентина, — замуж вышла. За араба из Алжира. Где подцепила, не знаю…

— Во влипла! Уже уехала?

— Нет пока. Ему ещё год учиться.

— Богатый хоть?

— Вроде. Машина, квартиру снял…

— Ну, этого она и хотела…

Анечка, секретарша наша, неискушенное дитя природы. Все никак не могла в толк взять, чего это Ира из борделя сбежала — работа за границей, и заработок хороший. "Я, — говорила, — и сама бы пару лет поработала"… А что ж это Валентина Юльку не вспоминает, мою напарницу?

— Юля работает пока. Но полдня всего. Дениску в школу водить надо. А бабушка отказывается… Толком не знаю, почему. По-моему, после той истории с метро боится его из дому выводить.

Ну да, Юлина мама куда-то с ним ехала, а мальчика толпа с платформы столкнула, еле успели вытащить перед поездом…

— Поня-атно…

Понятно мне, что ваш рабовладельческий бизнес накрылся. Кто же их уговаривать будет, дур молодых? Раньше мы с Юлькой, дуры старые, этим занималась, а Валентина своим авторитетом психолога добавляла убедительности нашим советам. А теперь — меня нету, Юлька перешла на полдня… Неужели сама стараешься? Или папочка не разрешает? А почему, собственно, не разрешает, мы ведь так и не разобрались, была ли это детская самодеятельность или он замешан с самого начала…

Пауза затягивалась. Валентина учуяла, повернула разговор на совсем безобидную тему:

— Слушай, классная малина у тебя… Совсем как свежая!

— А это я из "Бурды" рецептик списала. Могу поделиться.

— А можно?

Нет, определенно, Валентина сегодня совсем какая-то не такая. Конечно, не по своей воле человек действует, вот и все. Это же сразу видно — сидит как деревянная. Смотрит на меня очень внимательно, настороженно.

Я, правда, тоже так смотрю. Но у меня есть для этого причины, в конце концов, не за ней, а за мной следили. А теперь извиняются. А интересно, знает Манохин или не знает, что Валентина ко мне пошла?

Продиктовала я ей рецепт, и на этой мирной и невинной ноте она собралась уходить. Держать не буду. Как говаривали древние греки, "не длите неприятное".

— Пойду я, Асенька. Выздоравливай.

— Спасибо. Лавруку привет передавай.

И все же не выдержала госпожа психолог, уже возле самой двери спросила:

— Так ты не сердишься больше, Ася?

Я отрицательно покачала головой и закрыла за Валентиной дверь.

"Сердишься"… Слово-то какое интересное нашла. Да нет, я не сердилась и не сержусь. Я злилась и злюсь. А ещё просчитываю варианты: кто её послал и зачем. Потому что слепому видно было, что идти сюда ей не хотелось. А пришлось. И заставили такие обстоятельства, которые намного сильнее какой-то там моей злости и её нехотения.