Андрей Хазарин - Товар для Слона

Но зачем тогда убили шофера? Кому он мешал?

А если представить на минутку, что "Меценат" ни слова не соврал, — вот тогда становится ясно, кому мешал шофер Иванов! И почему он Иванов и никогда не был связан с Кавказом… Плюспочему мэру делали тормоза на СТО, принадлежавшей Слону… Хотя, с другой стороны, экспертиза изъятых со станции деталей ничего не показала — нормальные кондиционные запчасти… И Слоновьи документы на АО "Кленовая роща" — это уж точно не липа, проверено…

Но тогда напрашивается ещё объяснение: все-таки мэра устранил Арсланов (репетиция-то была, и слежка была, это не версия, это факты!), "Мецената" своего Арсланов сдал для отвода глаз, а несчастного Иванова удушил, чтобы бросить подозрение на Слона. Может, Иванов этот к смерти мэра никак не причастен, просто не вовремя оказался в камере…

И важно разобраться с этим делом, показать, что милиция работает, и важно остаться чистым перед сволочью Слоном, но и со сволочью Арслановым тоже надо считаться…

Ох, деточки… Будь ты проклят, Манохин!

Андрей высадил доцента Школьника у подъезда. По дороге они со вкусом обсудили некоторые особенности работы барабанных и дисковых тормозов при повышенном нагреве накладок и расстались во взаимно уважительном настроении.

Бориса Йосича встретила в дверях квартиры жена и немедленно сообщила:

— Борик! А у нас — Колечка с Людой!

Школьник просиял и, на ходу влезая в тапочки, ринулся в гостиную. Люда, такая же тоненькая, как и четыре года назад, хоть теперь уже не новобрачная, а солидная мать семейства (в составе Колечки-старшего и Колечки-младшего), заулыбалась и оторвалась от Ритиной толстой тетради с кулинарными рецептами. Коля Шинкаренко, сегодня без формы, поправил очки скопированным когда-то у Школьника движением и вскочил Йосичу навстречу.

— Дети, вы давно ждете? А я тут был на одной интересной консультации… Ха, Ритуля! Мы теперь богатые, нам с Мишей заплатили! Нет, ты себе представляешь? Не успел закончить работу, а уже заплатили!

Рита Семеновна уперла кулак в бедро и наклонила голову набок:

— Оказывается, кому-то в этой стране ещё нужна наука! А они не догадались тебя покормить за день?

— Покормить? — удивился Школьник. — Я не помню… Нет, то есть, что я говорю! Там была такая милая девочка, не то Ася, не то Аня, вылитая наша Танька… Чем-то она нас кормила, кофе я точно помню… Ха, и бутерброды с какой-то смазкой… не знаю, вроде паштета…

— Так ты будешь кушать или нет, доцент несчастный?

— Дети, а вы будете со мной кушать?

Коля немного смешался, потом сказал:

— Борис Йосич, а пришел с вами посоветоваться… Я читаю Зенона Галушку и никак не разберу несколько мест. Мы давно уже пришли, так что если вы мне сможете уделить минут пятнадцать, мы уже пойдем…

Когда-то Школьник приохотил Колечку читать по-польски, было это в давние времена, ещё до современного книжного бума, и по-польски можно было прочитать много такого, чего по-русски не издавали. Но "Десять дней на карусели" Зенона Галушки Колечка тогда же и прочитал, собственно, именно по этой книжке он и выучился… Школьник с удивлением поморгал глазами, но тут сообразил, что Колечка, видно, не просто так пришел, а Галушка — только предлог.

— Ха, тогда мы не будем кушать! Сытое брюхо к учению глухо. Так, девочки, вы тут найдете о чем побеседовать пятнадцать минут? А мы пока поговорим на наши мужские темы. Бери, Колечка, своего Галушку, идем в ту комнату, словари у меня там!

Он тщательно прикрыл за собой двери, раскрыл на тумбочке большой польско-русский словарь, положил сверху раскрытого Галушку вверх корешком и только потом усадил Колю в креслице. Сам устроился на диване.

— Ну вот, Колечка, конспирация соблюдена. Что у тебя стряслось?

— Не у меня. У нас на работе. Даже не совсем у нас — в следственном изоляторе.

— Подожди, а ты где работаешь?

— Я работаю в тюрьме, там где отбывают срок осужденные. А в следственном изоляторе содержатся подследственные, которых ещё не судили.

Борис Йосич наклонил голову влево, потом вправо, что должно было обозначать интенсивную работу мысли.

— Ладно, я понял. Ну и?..

Коля оглянулся на дверь, наклонился вперед:

— Я не хотел при Люде об этом говорить, она и так переживает из-за моей работы…

— Ха! — заявил Школьник и поднял глаза к потолку. — Можно понять! Чего тебя вообще туда понесло? Я уже три года пытаюсь от тебя добиться вразумительного ответа!

— Ну, Йосич… тогда я просто дядю Гришу послушал, вы же помните, на кафедре мне не светило, а тут сразу предложили звание, приличный оклад, квартиру через год…

— И где твоя квартира? — иронически поинтересовался Школьник.

Коля вздохнул.

— Ладно, не в этом дело… Понимаете, я там поработал… Я ведь не в той зоне, где рецидивисты, у нас, хоть и считается зона строгого режима, но это люди, попавшие случайно, — убийство из ревности или в драке, водители, совершившие катастрофу… ну, в общем… они просто несчастные люди, понимаете? На их месте практически любой может оказаться!

Школьник сочувственно шевельнул бровью.

— Конечно, не любой, но я тебя понимаю — тебе их жалко, да?

Коля ссутулился, зажал сложенные ладони между коленями.

— Жалко — но не в этом дело. Они совершили преступление, теперь отбывают наказание… Йосич, ну вы же понимаете — нельзя, чтобы там работали одни подонки! Человек приходит в зону с сознанием, что оступился, а когда насмотрится, начинает считать, что виноват не он, а общество, потому что все вокруг сволочи… И если он вдруг видит, что не все вокруг сволочи, если кто-то с ним по-человечески… Знали бы вы, как они тонко улавливают…

Йосич откашлялся, вспоминая, как заключенные разгружали генератор.

— Да, Колечка, я немножко видел. И мне твоя мысль понятна — в тюрьме тоже должны работать порядочные люди, это ты хотел сказать?

Коля кивнул, не меняя позы.

— Но, я догадываюсь, ты пришел поговорить не о нравственной стороне работы тюремного воспитателя?

Коля вздохнул, поправил очки.

— Борис Йосич… Вчера в СИЗО убили человека. Задушили в камере подушкой.

Теперь вздохнул Школьник:

— Вот видишь, Коля… А ты говоришь — несчастные люди…

Коля вскинулся:

— Но это же не заключенные! Его убил надзиратель Потапов.

Школьник ехидно скривился:

— "Задушен подушкой при попытке к бегству".

Коля шутки не принял:

— Нет. После отбоя. Выждал час, пока заснут, зашел в камеру…

— И никто ничего не услышал?

Коля грустно взглянул на доцента.

— Все, конечно, слышали.

— И лежали, молчали?

— А кому охота оказаться следующим?

Школьник вскочил, заметался по крохотной спальне.