Михаил Черненок - Порочный круг

Изольда сказала, что кто-то из старых врагов свел с Леонидом Николаевичем счеты. Потом она призналась, что сама во многом виновата. Мол, проболталась подругам в новосибирском ресторане о своем нынешнем адресе. А подруги дали адрес бывшему мужу, который недавно привез ей повестку в суд для расторжения брака. Вот муженек по злобе, наверно, передал адрес врагам Леонида Николаевича.

— «Враги» из таксистов? — спросил Бирюков.

— Изольда конкретно ничего не говорила. Про таксиста мне Анна Ивановна Клепикова рассказала, как ехала с черным усатиком от агропрома на вокзал. Из таких двух рассказов я и сделал вывод относительно таксистов, — быстро ответил Манаев и, встретившись со взглядом Антона, смутился: — Не верите в мое предположение?

— Может, и поверил бы, Иван Данилович, да убили-то Водорьяпова… из немецкой винтовки.

— Разве не из револьвера?

— Нет. Что любопытно, самодельная свинцовая пуля отлита из охотничьей дроби… — сказал Антон и опять умышленно сделал паузу.

Манаев всплеснул пухлыми руками:

— Гляди, как хитро замаскировались, разбойники! Где это они выкопали иностранную винтовку?

— Не у вас?.. — в упор спросил Бирюков.

И без того узкие глаза Манаева совсем стали щелками, словно он хотел зажмуриться от внезапно охватившего его страха:

— Вы чего такое говорите?! Я никогда не имел запрещенного оружия. Можете проверить… Скрывать не стану, есть у меня разрешение милиции на владение двуствольным дробовиком, с которым охотился много лет подряд. К слову сказать, как с председательством неприятности начались, всю охоту забросил. Зачем мне в придачу к хорошему ружью поганая винтовка?

— И винтовочных немецких гильз у вас не было?

— Нет, нет! Никогда не было.

— А вот Слабуха нам рассказывал, как по вашей просьбе растачивал на токарном станке у гильз для немецкой винтовки капсюльное отверстие.

— Ничего не знаю! — решительно отказался Манаев. — Это чекист небылицу наплел на меня. Ей-богу, наплел!

— Зря, Иван Данилович, все категорически отрицаете. Это было в январе шестьдесят первого года. В благодарность за выполненную работу вы со Слабухой распили в мастерской бутылку водки, купленную за два рубля двенадцать копеек новыми деньгами. И еще пошутили, будто водка подешевела…

— Вот память у Тимофея! — смущенно воскликнул Манаев. — Надо же так крепко запомнить, а?.. У меня совсем тот случай из головы вылетел.

— Что это за гильзы были? — спросил Антон.

— Кто их знает… припоминаю, вроде Вениамин Юрьевич Шурыгин из областного управления сельского хозяйства просил меня довести до ума несколько патронов, в которые наши охотничьи капсюли не входили.

— Форму для отливки пули тоже он просил выточить?

— Ясно дело! Коли товарищ Шурыгин патроны приспосабливал, так и пули ему нужны были.

Бирюков повернулся к молчаливо сидящему Голубеву:

— В каком году Вениамин Юрьевич стал работать в областном управлении?

— Минуточку… — Голубев торопливо вытащил из кармана записную книжку. — Шурыгин появился в облсельхозуправлении с июня семьдесят второго года. До этого был директором совхоза в Томской области.

— Неувязка получается, Иван Данилович…

— Вот, шут побери, кто же об этом меня просил?.. Кто-то из новосибирцев или из райцентра… Нет, не могу вспомнить.

— Если не вспомните, придется вам самому отвечать, — сухо сказал Антон.

— А как докажете? Я возьму и напрочь откажусь…

Бирюков посмотрел в настороженно прищуренные глаза Манаева:

— Иван Данилович, вы не ребенок и прекрасно понимаете, что убийство человека — не пустяк, который можно списать на хозяйственные убытки. Следствие продлится до тех пор, пока не выяснится истина.

— Хотите записать меня в убийцы?

— Записывать еще рано, но подумайте сами: если у вас были немецкие гильзы, значит, была и винтовка. Или не так?..

Манаев опустил голову. Словно астматик, тяжело задышал.

— Так, товарищ прокурор, так… — с трудом проговорил он. — Была у меня винтовочка, да… сплыла.

— Давайте по порядку. Где ее раздобыли?

Кое-как отдышавшись, Иван Данилович стал рассказывать. Родился он в селе Караульном. В сорок первом году, когда началась Отечественная война, закончил второй класс сельской школы. В райцентре проживал его двоюродный брат-одногодка. Каждое лето Гаврик, так звали брата, приезжал в Караульное, где в военную годину жилось трудновато, но картошки хватало вдоволь.

Году в сорок пятом или сорок шестом Гаврик прикатил в Караульное на велосипеде. Привез в мешке немецкую винтовку и две солдатские каски, доверху набитые патронами. Нашел он все это в железнодорожном вагоне с трофеями. Винтовка оказалась отличной. Манаев со ста метров запросто сбивал из нее глухаря первым же выстрелом. Зимой планировали добывать лосей, но в азарте расстреляли за месяц все патроны. Остались пустые гильзы. Хотели зарядить их охотничьим порохом с самодельными пулями, да капсюли наши не подошли. Спрятали винтовку под крышей сеновала и забыли про нее.

После семилетки Манаев закончил курсы ветеринарных фельдшеров и стал трудиться в родном колхозе. Был молодой, энергичный, спиртным не увлекался. В середине пятидесятых годов, когда в сельском хозяйстве начались реформы, двадцатипятилетнего ветеринара по рекомендации районных властей единогласно избрали председателем колхоза. Дипломов о высшем образовании тогда не требовалось. Главное внимание обращали на то, умеет ли человек руководить.

Когда Манаев возглавил колхоз, к нему потянулись разные начальники от районных до областных. В основном ехали в «Верный путь» любители поохотиться. Отстрел лосей к тому времени уже ограничили лицензиями. Но высокопоставленных товарищей эти ограничения не касались. Сопровождая гостей по окрестным лесам, Манаев сам пристрастился к охоте. И тут, спустя много лет, Иван Данилович вспомнил о немецкой винтовке. Заминка вышла с патронами. Раздобыть их оказалось не под силу самым влиятельным друзьям. Выручил колхозный токарь Тимофей Слабуха, взявшийся расточить сохранившиеся у Ивана Даниловича гильзы…

— Где же теперь эта винтовка? — спросил Антон.

— В конце семидесятых годов отдал Вениамину Юрьевичу.

— Иван Данилыч! — воскликнул Слава Голубев. — Я о Шурыгине все разузнал. Вениамин Юрьевич был пьяница, взяточник, но охотой никогда в жизни не увлекался.

— Не могу с вами согласиться. Шурыгин часто выезжал за компанию на лосей и пострелял из той самой винтовки изрядно. Честно сказать, стрелок был никудышный. Лично ни одного лося не завалил, только подранков делал. Беда в том, что любил перед охотой рюмочку пропустить, а с пьяных глаз, известно, хорошо не прицелишься.