Ирина Глебова - Санный след

На дрогах, высоко подняв воротник тулупа, «дремал» Петрусенко. Однако с отправленной запиской он не имел ничего общего, даже не знал о ней. Потихоньку дотрусив за своими подопечными к дому Анисимовой, он видел, как женщина зашла в дом. «Переодеваться в театр» — решил он. И совсем уж собрался уезжать. Да заметил, что Уманцев, отойдя от ворот, стал оглядывать улицу, явно ища экипаж.

«Подвезти их, что ли?» — мелькнула у Викентия Павловича веселая мысль. Но тут из-за поворота вынырнула красивая бричка, и артист замахал ей рукой. «И то верно, — подумал сыщик, — куда моим простецким дрогам до рессорной брички». И в этот миг он узнал кучера брички — беглого каторжника Фрусова. Узнал Лыча, хотя уши треуха тот завязал под подбородком и обмотал нижнюю часть лица шарфом. Мгновенно все стало на свои места. «Значит, теперь это будет Анисимова! Вот так-так! А ведь не случайно она, самая близкая родственница Орешиных. Но тогда, может, и Городецкая не случайно? Умные, близкие семье женщины… О чем-то догадывались?»

У него было время поразмышлять над этим. И понаблюдать быстрый разговор «кучера» с «артистом». А потом из дома вышла Ксения, села в экипаж, Уманцев — следом. Бричка тронулась и пошла по улице. Нужно было ехать за ней. Но теперь, и он понимал это, его могли заподозрить: преступников уже двое, значит и бдительны они вдвойне, а он уже на глаза попадался. Что же придумать?

Мимо бежали парень и девушка, на ходу обсыпая друг друга снегом и смеясь.

— Эй, молодята! — Петрусенко дернул вожжи, легко покатил рядом с парочкой. — Садитесь, прокачу! За просто так! Пусть и мне будет весело!

Он проговорил это так задорно и разухабисто, что парнишка, не раздумывая, подсадил девчонку в бричку и запрыгнул сам.

— Давай, гони, коли так! — крикнул.

— Ох, и погоню!

Возница с присвистом, молодые с хохотом понеслись вслед за бричкой. Теперь Петрусенко не беспокоился: такую развеселую компанию трудно заподозрить в слежке.

Через некоторое время Викентий Павлович вдруг понял, что они едут в сторону Выселковской слободки. И вспомнил, что вчера, поздно вечером, отчитываясь о слежке за Лычом, Одиноков рассказал:

— Сегодня днем Фрусов посетил один совершенно неизвестный нам адрес. Маленький дом на Выселковской слободе, улица Рыбная, номер шесть. Побыл там немного, а вечером, совсем недавно, старик, который там жил, ушел. И не просто, а с большим узлом вещей.

— Это что же значит, — спросил тогда Петрусенко, — совсем покинул дом?

— Похоже, — согласился Одиноков.

— Вот так-так… А что, Кирила Степанович, не готовят ли наши приятели дом к встрече новой жертвы?

— Очень может быть… Завтра же направлю туда дозор, посторожить.

Теперь же, сообразив, что преступники везут Ксению скорее всего на улицу Рыбную, Петрусенко приободрился. «Возможно, дозор уже там. Ну а если еще нет… Что ж, я вооружен».

Револьвер последнее время он всегда носил с собой.

Резко тормознув дроги, он сказал вконец развеселившейся парочке:

— Все, ребята, приехали! Быстренько слазьте!

— Э, ты чего надумал? — возмутился было парень. — Вези обратно, туда, откуда взял!

Но Петрусенко уже успел ловко подхватить на руки девушку и поставить на снег. Парню ничего не оставалось, как спрыгнуть следом.

— Вам хорошо, — крикнул им уже на ходу Викентий Павлович. — Вы молодые, пешком добежите. За бесплатно-то!

Сам он не стал догонять бричку, свернул в ближайший переулок и помчался к Выселкам коротким путем. Город он, к счастью, знал уже хорошо.

Разговаривая с садовником, Ксения старалась скрыть свое состояние: лихорадочное волнение и страх. И хотя тот понял, что хозяйка из-за чего-то переживает, но о трагичности происходящего, конечно же, не догадывался. Он не медлил, как просила Ксения Аполлинарьевна. Но и не суетился. Долго не попадалось свободного экипажа — что ж, садовник шел пешком. И только на полпути к полицейскому управлению остановил извозчика, подъехал.

Поначалу его, как обычного просителя, не хотели пускать к самому полицмейстеру.

— Какая-то жалоба? Прошение? — все допытывался дежурный. — К своему околоточному надо было. Ну, раз пришел, давай к младшему чиновнику в канцелярию.

Но Федор Платонович все повторял, что у него письмо от госпожи Анисимовой лично господину Вахрушеву, в руки. И пробегавший как раз мимо какой-то пристав, услышал и сказал дежурному:

— Да, с этой дамой наш полицмейстер дружен, я знаю. Пропусти человека в приемную, пусть подождет. — И добавил уже садовнику. — Господина Вахрушева сейчас нет, но он вот-вот прибудет.

Федор Платонович долго сидел в одиночестве в приемной. Время от времени сюда входили полицейские чины и штатские, разговаривали с офицериком за печатной машинкой, приносили и забирали какие-то бумаги. Он сидел. Было сказано: «Скоро прибудет, жди…» — он и ждал.

Один штатский зашел второй раз, внимательно посмотрел на сидевшего, потом подошел.

— Вы кого ожидаете? Полицмейстера?

— Да, господина полицмейстера Вахрушева.

Штатский смотрел внимательными серыми глазами. Потом пожал плечами:

— Его сегодня не будет.

Кирилл Степанович Одиноков знал, что полицмейстер, как и многие горожане, — в опере, слушает Собинова. Если и появится в управлении, то только в случае экстренного вызова.

Сидевший пожилой мужчина растерянно поднялся, теребя в руках запечатанный конверт.

— Что же так? Мне офицер сказал — вот-вот прибудет. А у меня послание к нему, от госпожи Анисимовой, лично…

Кирилл Степанович вздрогнул.

— От Ксении Аполлинарьевны?

— Точно так.

— Давай-ка, друг, сюда твое письмо!

И Одиноков, не дожидаясь ответа, быстро забрал конверт из рук садовника. Распечатывая, коротко объяснил растерянному человеку:

— Я следователь. Мне можно. Даже нужно!

Он читал неровные, написанные явно впопыхах строки: «Устин Петрович, дорогой, объясню вам все после, сейчас просто поверьте мне и быстро действуйте! Маньяк-убийца — актер Уманцев. Я сумела дать ему понять, что подозреваю его. Специально, чтоб спровоцировать. Сейчас он ждет меня у входа в мой дом, чтоб отвезти в оперу. Но уверена, это только предлог. Он увезет меня куда-нибудь, чтоб убить. Я постараюсь задержать его на полчаса. Пришлите людей проследить, куда мы поедем. И арестуйте, когда убедитесь в моей правоте. Торопитесь! Ксения». И внизу приписка, которую она все же сделала, хотя и очень спешила: «Если я ошибаюсь, — сама упаду в ноги Уманцеву и вымолю прощение. Но пока — ради Бога, проследите за нами!»

У следователя перехватило дыхание. Первым нахлынуло восхищение: «Какая женщина! Как она могла догадаться, немыслимо!» Вторым тут же пришел страх: «Она в опасности!»