Дмитрий Бычков - Лохо Эректус

Не теряя ни секунды, Ник вскочил и, позабыв о страхе, уверенно двинулся обратно к пруду. Но теперь уже другой обходной дорогой и с таким расчётом, чтобы оказаться на противоположном от тропинки береге.

Ну, вот наконец он и на месте. Осторожно выглянув из-за дерева, Ник внимательно оглядел обстановку. У пруда и у входа тропинки в лес никого не наблюдалось. Привязав изможденного марафоном пса к ближайшему дереву, он словно диверсант в две перебежки достиг склонившейся над водой ивы и, прижимаясь к ее гибкому стану, принялся подыскивать подходящий для затопления груз. На счастье, у кромки воды валялся обрывок ржавой трубы. Его и решено было использовать. Вытащив из кроссовка шнурок и привязав к ручке кейса железку, Ник ещё раз внимательно осмотрелся. Можно действовать. Никого.

Раздался всплеск. Следом второй. Пистолет пошёл ко дну сразу. Серебристый прямоугольник "дипломата" же поколебался на поверхности с пару секунд и только потом, осознав бессмысленность сопротивления, с явной неохотой ринулся следом. Стараясь получше запомнить место падения, Ник воткнул у ноги в воду палку и определил на противоположном берегу ориентир. Воображаемая линия, проходящая от ветки сквозь расползающиеся по водной глади круги, уткнулась в сиреневый куст. Большего ему и не требовалось.

1.2. Вид с балкона открылся чудесный. Ласковое, до слёз слепящее солнце заливало радостным светом просыпавшийся после тяжкого вечера двор. Приятный в касании ветерок шевелил обрамлявшую башни домов листву. А небо, без единого, даже случайно забредшего в эти края облачка казалось сказочным, держащимся на тонких ниточках лучей нежно-голубым бескрайним божественным куполом. Да и Он сам, верилось, внимательно следил сквозь него за всем, что творилось внизу. Всемогущий, добрый и любящий.

Ник закурил. Звуков борьбы за существование слышно не было. Величественная, успокаивающая и такая редкая в городской суете тишина нарушалась лишь беззаботным щебетанием радующихся теплу птичек. И более ни чем. Ни рёвом мчащихся наперегонки автомобилей. Ни воплями драчливой детворы. Ни лаем изголодавшихся за ночь собак. Ни чем абсолютно.

— Лепота… — вполголоса произнёс Ник, будучи не в силах больше сдерживать нахлынувших как вал эмоций. Втайне однако надеясь, что кто-нибудь из соседей так же, как и он, вышедши с утра погреться на солнышко, его да услышит. И поддержит — чему он, конечно, весьма будет рад — приятным и добрым словечком.

— Лепота… — донеслось в ответ словно бы эхом.

От неожиданности Ник вздрогнул и хотел было уже выглянуть за перила, чтобы поприветствовать столь участливого господина, как вдруг до его сознания дошло, что это вроде он сам. И нет тут вокруг никаких таких собеседников.

Ник кашлянул и подозрительно огляделся. Что это? Глюк? Нет, просто стресс… И поскольку в его адрес больше не донеслось ни чьих ласковых слов, он продолжил вслушиваться в шорохи листвы и собственное прерывистое дыхание. С надеждой и причудливо вытянув шею. Ничуть не смущаясь при этом, что могут подумать со стороны.

Прошла ещё пара-тройка минут. Наконец бездействие надоело, Ник резко запрокинул голову, но, так и не увидев в небе лика с нимбом, разочарованно вздохнул. И тут он вспомнил, зачем все же на самом деле хотел перегнуться через парапет. Словно ставя пятнашки мыслей на место, он мотнул головой и с досадой стряхнул пепел вниз.

— Эх, неужели начнется жизнь? — затянулся Ник и мечтательно поглядел туда, где по его прикидкам должны были всё же сходиться земля и небо. — На работу не ходить. Каждый день с утра не вставать. Путешествовать, читать да тёлок клевых дрючить… Только, блин, бабок на всё это надо немало. А где же их взять, если папа — не олигарх? Вот она, селяви…

Вспомнив вчерашнее, он зажмурил от удовольствия глаза. Ведь судьба, насколько он помнил, всегда была к нему благосклонна, и жизнь то и дело швыряла к ногам что-нибудь. Просто он, как и все, был типичным лохом и до сих пор не мог ею с толком воспользоваться. Страшно подумать! Ему уже тридцать лет, а он так и не смог отхватить ни один из предложенных ею сладких кусочков. А ведь были возможности, были, почесал шею Ник. Взять хотя бы тот раз, когда он служил в банке на Минке.

Да, то были, конечно, времена, вспомнил он. Золотые. Не то, что теперь, когда все при делах. Ведь тогда… Тогда было возможностей больше. Все, кто был не дурак, загребали целыми лопатами, и даже их благопристойный банк не чурался полузаконной выручки. Помнится, как раз именно тогда все буквально сошли с ума по обналичке. И хотя их респектабельное учреждение с солидными учредителями не могло себе позволить быть банальной "прачечной", умное руководство придумало свой, гораздо более деликатный способ превращения безнала в ликвид.

Схема сделок была, как и все, гениально проста. Представительство латвийского банка в Москве, получив от своих клиентов (а клиентом мог быть любой смертный) рублевую выручку, брало у банка, в котором работал Ник, кредит в наличной валюте. При этом налик брался ровно на сутки, а в залог перечислялись безналичные рубли. По прошествии же срока, уплатив, соответственно, банку за услуги хороший процент, кредит, разумеется, не возвращался.

Время было мутное и дело шло. Сотни тысяч долларов, минуя валютный контроль, регулярно кочевали за рубеж, и все были сыты. Объемы и суммы росли. Да так росли, что однажды коллега-латыш (с которым у Ника сложились вполне приятельские отношения) попросил его присмотреть, пока он сходит за выпиской, за мешком с только что полученными в кассе баксами. Так, чисто по дружбе. Посторожить недолго всего ничего — два миллиона долларов.

Почему он тогда не схватил этот самый мешок и, поймав на дороге первую же попавшуюся тачку, не поехал куда-нибудь прочь, Ник до сих пор не мог себе объяснить совершенно. Ведь мало того, что он знал о сделке заранее и мог хорошо подготовиться, так у него еще была фора в целых десять-пятнадцать минут.

А ведь как далеко, не будь он так глуп, можно было удрать за подаренное латышом время! И когда обескураженный, но ещё надеющийся на недоразумение прибалт решился бы забить тревогу, Ник давно был бы уже за пределами МКАД и направлялся куда-нибудь в сторону Нижнего. После чего оставалось лишь малое. Терпеливо отсидеться с годик-два в каком-нибудь Мухосранске, справить чистенький паспорт и, если надо, даже поправить фасад. Да что там фасад! При таком количестве бабла для него не имело бы проблем превратиться не только в Бреда Питта и сменить базальный слой пальцев, он мог поменять даже пол. Потом, когда шум бы утих, возвратился б спокойно в столицу и, замутив с новым фейсом какой-нибудь бизнес, навсегда позабыл бы о том, что такое быть, собственно, бедным.