Пол Бенджамин - Пропущенный мяч

Он пришел на несколько минут раньше. Рукопожатие было церемонным и холодным, как на дипломатическом приеме. Я указал на стул, и он сел — без тени улыбки, выпрямившись и поставив между ног трость с серебряным набалдашником. У Чепмэна было широкое гладкое мускулистое лицо, чуть раскосые, как у апачей, глаза, а безупречная укладка его светлой шевелюры указывала на то, что он очень серьезно относится к своему внешнему виду. Он находился в отличной физической форме. За исключением седины на висках Чепмэн не потерял ничего от своей молодости и силы, ощущение которой исходит от каждого атлета.

Однако за всем этим проскальзывало нечто такое, что насторожило меня. У него были странные глаза — казалось, что взгляд его чересчур сосредоточен и резок, он словно старался вести разговор строго по сценарию. Чепмэн имел вид человека, решительно настроенного не уступать ни шагу. Игра должна идти по его правилам, а если кому-то эти правила не нравятся — ему придется выйти из игры. Правду говоря, я ожидал другого поведения от будущего гибкого и ловкого политика. Больше всего он напоминал мне солдата, сделанного из свинца.

Он не пытался скрыть неудовольствия от посещения моей конторы. Когда он, усаживаясь, оглядывался по сторонам, у него был такой вид, как будто он очутился ночью в квартале, пользующемся дурной славой. Но на меня это не действовало. Большинство людей, входящих впервые в мою контору, чувствуют себя не в своей тарелке, а у Чепмэна, конечно, было на это больше причин, чем у других.

Не теряя времени, он сразу выложил мне цель своего визита. По всей видимости, кто-то хотел его убить.

— Брайан Контини сказал, что вы умны и работаете быстро, — заявил он.

— Чип Контини всегда переоценивал мои способности, — ответил я. — Это потому, что у нас всегда были одинаковые оценки на юридическом факультете, хотя он зубрил с утра до ночи, а я бил баклуши.

У Чепмэна не было настроения выслушивать мои воспоминания о веселом студенчестве. Он бросил на меня взгляд, красноречиво выражающий нетерпение, и стал нервно поигрывать набалдашником трости.

— Я польщен тем, что вы обратились именно ко мне, — продолжал я, — но почему вы не рассказали об этом полиции? Они лучше меня подготовлены к делам такого рода, а для вас они тем более сделают все возможное. Вы довольно важная персона, мистер Чепмэн, и полиция сочтет за честь оказать вам помощь.

— Я не хочу, чтобы эта история получила огласку. Она повлечет за собой целый шквал нелепых и идиотских статей и отвлечет внимание от вещей гораздо более важных.

— Но речь идет о вашей жизни. Что может быть важнее?

— Есть два способа уладить это дело, мистер Клейн. Хороший и плохой. Я предпочитаю хороший. Я знаю, что делаю.

Я облокотился на стол и подождал, пока наступившая тишина не сделает атмосферу напряженной. Мне не нравилось поведение Чепмэна. Я хотел, чтобы он понял, в какую историю он влип.

— Вы говорите, что кто-то пытается вас убить. Что конкретно вы имеете в виду? Вас пытались столкнуть с подоконника? В вас стреляли? Вы заметили, как кто-то подсыпал мышьяк в ваше мартини?

— Я говорю о письме, — спокойно ответил Чепмэн. — Оно пришло в понедельник. Позавчера.

Он сунул руку во внутренний карман своей куртки из бежевого кашемира. Чепмэн одевался изысканно небрежно, как умеют одеваться только богачи. Большинство бейсболистов одеты так, как будто они только что вышли из гавайского бара для холостяков. Но Чепмэн всегда был воплощением изящества и снобизма начиная от бриллиантовых запонок и кончая ботинками стоимостью не менее ста долларов. Я подумал, что он, наверное, тратит в год на нижнее белье и носки больше, чем я на весь свой гардероб. Чепмэн вынул из кармана простой белый конверт и протянул его мне. На конверте стоял адрес его квартиры в Ист-Сайде и штамп центральной почты. Адрес был напечатан на электрической машинке, возможно на «Ай-Би-Эм Селектрик». Я открыл конверт и прочел письмо, которое было напечатано на той же машинке и занимало целую страницу:

«Дорогой Джордж,

ты помнишь 22 февраля пять лет назад? Похоже, что ты забыл о нем, судя по твоему поведению в последнее время. В ту ночь ты умудрился остаться в живых. В следующий раз тебе так не повезет. Ты умный парень, Джордж, сам должен все понимать. Тебе не следует забывать о нашем соглашении. Если же будешь своевольничать, то…

Говорят, ты скоро станешь кандидатом в сенаторы. Не забывай, что в любое время можешь стать кандидатом в покойники.

Я поднял глаза на Чепмэна, который не отрывал пристального взгляда от моего лица, пока я читал письмо.

— Это очень похоже на шантаж, — сказал я. — Что вы об этом думаете? Кто-нибудь уже пытался вас шантажировать?

— В этом-то и загвоздка. Я понятия не имею, о чем говорится в этом письме. Здесь подразумевается, что я не соблюдаю условия какой-то сделки. Для начала скажу, что никакой сделки я никогда ни с кем не заключал.

— Автор также дает понять, что несчастный случай с вамп не будет последним.

Чепмэн покачал головой, как бы стараясь прояснить свои мысли и отогнать воспоминание о той ужасной ночи. На короткое мгновение он показался постаревшим и изможденным. Усилие, которое он прилагал, чтобы справиться с бедой, было тяжелым для него, и я впервые увидел на его лице страдание. Он медленно произнес:

— Поверьте мне, это был несчастный случай. Я хотел объехать большую ветку дерева, лежавшую на дороге, но из-за гололеда не справился с управлением и врезался прямо в грузовик, ехавший по встречной полосе. Это невозможно было подстроить. Да и к чему такие сложности?

— А водитель грузовика? — спросил я, развивая свою мысль. — Вы помните его имя?

— Папано… Прозелло… — Он остановился. — Точно не помню. Итальянское имя, начинается на «П». Но версия, что он может быть злоумышленником, кажется мне притянутой за уши. Этот парень был ошеломлен, когда узнал, что я вел эту машину. Он приходил ко мне в больницу и умолял простить его, хотя он, в общем, не был виноват.

— Где произошло столкновение?

— Графство Каунти, на дороге номер сорок четыре около Мильбрука.

— Но ведь банкет проходил в Олбани, не так ли? Почему вы не поехали по автостраде или в крайнем случае по шоссе Таконик?

Чепмэн внезапно смутился.

— Почему вы меня об этом спрашиваете?

— Из Олбани в Нью-Йорк путь не близкий. Мне непонятно, каким образом вы очутились на маленькой проселочной дороге в ту ночь.

— Ну хорошо, — сказал он неловко. — Я очень устал и подумал, что если я сверну с главной автострады, мне будет легче вести машину. — Выдержав долгую театральную паузу, он добавил: — Как выяснилось, я ошибался.

На данном этапе беседы я не хотел отвлекаться от главной темы и отложил эту деталь в дальний уголок памяти, чтобы поразмыслить над ней на досуге.