Полина Дашкова - Никто не заплачет

— Как скажешь, — улыбнулся журналист. При монтаже кусок, в котором говорилось о детдомовце Коле Козлове, был аккуратно вырезан. Впрочем, и так бы вырезали, даже если бы певец и не попросил об этом.

Круг стал потихоньку сужаться. Сотрудники опергруппы майора Уварова методично поднимали архивы детских домов и интернатов для сирот, беседовали со старыми педагогами и учителями. Сирот Колей Козловых 1963 года рождения оказалось больше трехсот. Проверка каждого могла затянуться на многие месяцы. И Уваров решил попробовать подойти с другого конца.

Было известно, что до июля 1973 года Геннадий Захаров жил в коммуналке на Красной Пресне. Если он брал ребенка к себе домой до того, как переехал в другую, отдельную квартиру, бывшие соседи по коммуналке могут что-то вспомнить.

Дом на Пресне давно снесли, но адреса бывших соседей разыскали без труда. Выяснилось, что в коммуналке проживала гражданка Кадочникова Галина Георгиевна, проработавшая двадцать лет в интернате, в котором учились сироты. Но не обычные, а умственно отсталые, с диагнозом «олигофрения в стадии дебильности».

К гражданке Кадочниковой Уваров отправился сам. Галина Георгиевна была на пенсии, жила одна, в крошечной квартирке в Солнцеве.

— Конечно, я помню Колю Козлова, — сразу сказала она, — с Захаровым они познакомились при мне. Я взяла ребенка домой на воскресенье. Они с Колей подружились, я этому была только рада, отпускала мальчика с Геннадием Борисовичем на выходные, на каникулы. Я неплохо знала Захарова и считала его человеком, которому спокойно можно доверить ребенка. А детям-сиротам необходимо теплое внимание, и если есть возможность… мы всегда только рады были…

Галина Георгиевна не стала рассказывать, почему взяла домой на воскресенье Колю Козлова. Даже через двадцать с лишним лет ей было неприятно вспоминать о ребенке, который готов броситься с крыши, чтобы ей, старому педагогу, отомстить.

Уваров совсем упал духом. Опять мимо. Невозможно представить, что неуловимый Сквозняк и умственно отсталый Коля Козлов — один и тот же человек.

— Скажите, этот ребенок как-то отличался от остальных? — спросил Юрий без всякой надежды.

— Да, — кивнула Кадочникова, — он резко выделялся из общей массы. Он быстро стал лидером.

— Но он был болен? То есть к вам ведь не попадали нормальные, здоровые дети?

— Коля Козлов был совершенно здоров и психически нормален, — тихо произнесла Галина Георгиевна после долгой паузы.

— Но диагноз?..

— Неужели вы, майор милиции, столь наивны? — вздохнула Кадочникова. Сейчас о таких вещах говорят открыто. В мое время, конечно, молчали, а сейчас трубят во все трубы. И, наверное, это правильно. Каждого третьего ребенка-отказника после Дома малютки штампуют таким диагнозом. И каждый второй из проштампованных на самом деле здоров. Со здоровыми детьми нам, педагогам, приходилось трудно. Они проявляли строптивость, упрямство, требовали особого внимания. А при нашем специфическом контингенте на особое внимание нет ни времени, ни сил. Дети часто бунтовали, приходилось отправлять в больницу. А там — уколы, психотропные препараты. Они и там бунтовали, поэтому лечили их особенно рьяно. В итоге они становились как все. Конечно, бывали редкие исключения. Только очень сильные личности могли устоять, сохранить свой интеллект. Здесь нужна была огромная воля, хитрость. А откуда это в сиротах? Возможно, я скажу жестокую вещь. В моей многолетней практике редко, крайне редко встречались дети-сироты, которых я могла бы, не кривя душой, назвать совершенно нормальными, без всяких отклонений. Коля Козлов был именно таким. Но некому было бороться за снятие диагноза. Мать отказалась от Коли в роддоме.

— Он попадал в больницу? — быстро спросил Уваров.

— Да, — вздохнула Кадочникова, — один раз пришлось. Я уже не помню, что он натворил, но просто так мы, разумеется, детей не отправляли. Только в крайнем случае, когда не могли сами справиться. С Колей это случилось только один раз и больше не повторялось… Скажите, он что, стал преступником?

— Почему вы так решили?

— Ну вы ведь разыскиваете, как правило, преступников.

— Нет, — улыбнулся Уваров, — мы пытаемся разыскать его совсем по другим причинам.

— А в чем дело, если не секрет?

— К сожалению, пока секрет.

— Ладно, я понимаю, — кивнула Галина Георгиевна, — не хотите, не говорите.

— Спасибо, — улыбнулся Уваров.

Он мог бы, конечно, придумать какую-нибудь правдоподобную ложь о том, зачем милиция разыскивает бывшего воспитанника специнтерната, но лучше обойтись без сказок. Он был искренне благодарен этой умной, жесткой женщине. Мало находится свидетелей, которые спокойно смиряются с «секретами», многие требуют сказок.

— Колю уже один раз разыскивала милиция, — сказала Кадочникова, возможно, что-то об этом осталось в ваших архивах. Году в семьдесят пятом, или раньше, точно не помню, на него стали оформлять опекунство. Его забрали из интерната, и мы были очень рады за мальчика. Конечно, ему не место среди наших детей. Но потом он сбежал от опекунов. Даже документы не успели окончательно оформить. Знаете, для официальных инстанций его побег только подтвердил диагноз, который можно было бы снять. Олигофрены страдают манией бродяжничества… Конечно, ребенка искали, но без толку. Что с ним стало, с Колей Козловым, я не знаю.

— Галина Георгиевна, у Коли были какие-нибудь друзья среди одноклассников?

— Он был лидером и имел свою команду приближенных. Свиту. Это обычное явление в детском коллективе. Несколько мальчиков ходили за ним хвостом. Не могу назвать это дружбой.

— Имен не помните?

— Я попробую… Столько лет прошло. Подождите, у меня ведь есть фотография класса. Их снимали после того, как в пионеры приняли.

Дети были засняты во дворе интерната, на, фоне памятника Ленину. На плакате, прикрепленном к фасаду стандартного школьного здания, можно было прочитать: «МЫ — ВНУЧАТА ИЛЬИЧА!» Маленький медный Ильич простер над третьим классом вспомогательной школы свою непропорционально длинную руку.

Детские лица на групповой фотографии были мелкими, нечеткими. Если не знать, что у каждого из этих двадцати восьми мальчиков и девочек страшный диагноз в личном деле, то не заметишь ничего особенного в лицах. Дети как дети. Пионерская форма, новенькие галстуки. Обычные школьники начала семидесятых. У Уварова дома есть такая же фотография, где он сам вместе со своим третьим классом на фоне Ленина, после приема в пионеры. Только не в школьном дворе, а в актовом зале.

— Вот он, Коля Козлов, — показала Кадочникова.

Худенький мальчик с краю. Круглая лобастая голова, взгляд чуть исподлобья, правильное лицо. Разумеется, идентифицировать с единственным имеющимся снимком взрослого Сквозняка практически невозможно. Очень нечетко, расплывчато вышел на групповой фотографии Коля Козлов.