Сергей Высоцкий - Наводнение

Задержанные сидели под охраной в разных машинах. Корнилов открыл дверцу и сел на переднее сиденье той, где находился Казаков. И ботинки и брюки были тяжелыми от воды.

Казаков сидел скорчившись, положив руки в наручниках на колени, и всхлипывал. Игнатия Борисовича бил озноб, и Корнилов видел, как тело его время от времени передергивалось, словно в судороге.

— Игнатий Борисович, вы давно знаете Самарцева?

— Я ни-ка-кого С-самарцева не знаю, — заикаясь, ответил Казаков. У него зуб на зуб не попадал от страха и холода.

— Откуда же у вас деньги? Чемодан с деньгами?

Казаков уронил голову и заплакал.

— Да будет вам, — сказал Корнилов. — Снявши голову, по волосам не плачут.

— Что? Что вы говорите? — испуганно пробормотал Казаков. — Вы думаете, что это я… Я напал на кассира?! Да как вы смеете? Вы, вы… — Он замолчал, будто не в силах был подобрать слово, которое передало бы меру его гнева и возмущения. — Я хотел отдать эти деньги. В милицию отдать.

Корнилов молчал.

— Я никого не трогал, я не знаю этого бандита! — истерически закричал Игнатий Борисович. — Я только з-ап-озд-ал. За-п-озд-ал вернуть эти деньги. Мне просто пересчитать их хотелось! Пересчитать, понимаете?

— Пересчитать хотелось… — задумчиво сказал Корнилов, вспомнив, как барахтался Игнатий в воде, хватая деньги. — А из-за вас человека тяжело ранили.

— При чем тут я? — взвизгнул Казаков.

Корнилов махнул рукой и вылез из машины.

Подошел Белянчиков.

— Мы сейчас поедем! — сказал шофер. — Вода спадает. Я только карбюратор заменю.

К машине подошли два парня.

— Ну что, ребята, не толкнуть? — спросил один из них. — А то мы раз-два — и толкнем!

— Спасибо, — сказал Корнилов. — Мы и сами можем толкнуть. Да мотор заглох.

— Это ерунда! — словно обрадовавшись, заорал парень. Чувствовалось, что он немного навеселе. — У хорошего шофера мотор и под водой заработает! Саня, подмогнем?

— А чего не подмочь? — басом ответил его приятель. — Мы сегодня уже которую машину вытаскиваем.

— Да нет, спасибо, товарищи, — отказался Корнилов. — Вода вот спала…

— Мы и сами не лыком шиты! — обиженно сказал шофер «оперативки».

— А мы от всей души… — тоже с обидой начал один из парней, но другой перебил его:

— Ладно, Саня. Слышь, мотор зафурыкал, — и, обернувшись к Корнилову, стал рассказывать: — Мы сегодня, как утром на смену пришли, так с завода и не вылазили. Мы ж с Балтийского… У нас воды — ого-го! Аврал! И ничего! Все в ажуре. Нам вода нипочем. Ты не подумай, что мы пьяные. Так, бутылку шампанского с одним «жигулевцем» выпили. Его волна у двадцать первой линии прихватила, а мы помогли. Мы такие! Ну, он и вытащил шампанское. Говорит, девушке вез, но тут — дело святое. А мы не евши целый день. Ну ладно, дай пять. — Он протянул руку Корнилову. Игорь Васильевич пожал ее.

— Товарищ подполковник! — позвал шофер. — Можно ехать.

— Да тут никак милиция? — удивился разговорчивый балтиец. — Тоже авралите?

— Авралим! — отозвался Корнилов и взялся за ручку «Волги».

— Чао! — крикнул тот, кого звали Сашей. — Моя милиция меня бережет!

Машины осторожно, вздымая по обе стороны веера воды, тронулись.

«Как же я недоглядел, как не уберег Васю? — подумал Корнилов и сжал кулаки, вспомнив Игнатия.

— Алло, это хирургическое отделение?

— Да.

— Добрый вечер.

— Уже ночь…

— Скажите, как состояние больного Алабина.

— Он в реанимации.

— Все еще в реанимации?

— Товарищ, у нас некоторые больные неделями там находятся.

— Когда будет известно что-то определенное?

— Позвоните завтра после десяти. В девять консилиум.

— Спасибо. — Корнилов повесил трубку и прошелся по комнате.

Жена, сидевшая в кресле с книгой в руках, подняла голову.

— Ничего нового, — хмуро сказал Корнилов. — Вторые сутки ничего нового.

— Что будет этому хлюпику?

Корнилова удивило, что жена назвала Казакова хлюпиком. Так же, как Истомина.

— Хорош хлюпик, — с ненавистью пробормотал он. — Видела бы ты его в тот момент… Вцепился в деньги клещами. Одной сотенной, кстати, недосчитались, еще, чего доброго, с меня вычтут.

— Не распаляйся.

— По-твоему, я должен улыбаться?

Корнилов наконец перестал ходить по комнате и сел в кресло. Сидел молча, задумчиво глядя на жену.

— Сколько этому монстру даст суд, не знаю. А Вася Алабин умереть может.

— Ты-то в этом не виноват.

— Виноват, Оля, виноват. У меня в молодости похожий случай был. Так меня, салагу, Николай Иванович Мавродин грудью заслонил. А я вот даже на его похоронах не побывал.

— Игорь! — Оля смотрела умоляюще.

— Ладно, Оленька. Не будем о мертвых.

— Алло, это хирургическое?

— Да.

— Доброй ночи.

— Уже утро.

— Скажите, как состояние больного Василия Алабина?

— Пока без изменений…

1976 г.