Валерий Гусев - Шпагу князю Оболенскому !

- У меня к вам только два вопроса, - добродушно проворчал Яков. Вечером, в день убийства Самохина, вы заходили в гостиницу?

- Да, - прошептала она, комкая платок.

- Не слышу, громче. Чего вы боитесь?

- Да, заходила.

- Ну вот, ведь можете! - деланно обрадовался Яков.

Оля улыбнулась.

- И второй вопросик: зачем вы туда приходили? Погромче!

- Книгу хотела забрать, я ее забыла на дежурстве.

- Прекрасно! С вами так приятно разговаривать, что невольно хочется продлить беседу. Придется спросить вас еще кое о чем, вы уж не обижайтесь. - Яков помолчал, побегал глазами по стенам, а потом брякнул: - А какую книгу? Название, автор?

Оля молчала, готовясь зареветь уже в полную силу.

- Неужели не помните? Не может быть.

- Помню. - Она собрала все свои оставшиеся силенки, подняла голову и отбарабанила: - "Три мушкетера" Александра Дюма.

- Отлично! Ну вот и все, - тоном детского доктора ворковал Яков. Видите, совсем просто. Можете идти дочитывать своих мушкетеров. Идите, голубушка, идите.

Яков проводил ее до двери, выпустил и поманил пальцем Сашу.

Разговор с Сашей не получился. Он был сдержан, долго обдумывал ответы. Яков тоже был сдержан, собран, предельно внимателен, но не очень тактичен.

- В день убийства Самохина, вечером, вы были у Староверцева, так?

Саша молча кивнул.

- Мне повторить вопрос? К сожалению, ваш ответ нельзя зафиксировать.

- В день убийства Самохина, вечером, я был у Афанасия Ивановича Староверцева. Это могут подтвердить

- Воронцова Ольга Алексеевна была с вами?

- Да, - монотонно пробубнил Саша. - Ольга Алексеевна Воронцова была с нами.

- Она никуда не отлучалась, скажем, часов около восьми?

- Около двадцати часов московского времени Ольга Алексеевна отлучалась. Она ходила в гостиницу за забытой там книгой. - Саша быстро приходил в себя.

- За какой?

- Может быть, - не выдержал я, - может быть, за "Черной перчаткой" Одоевского?

Саша молчал.

- В каких отношениях вы находитесь с Воронцовой? - грубо спросил Яков.

- В хороших! - разозлился Саша. - Вас устраивает такой ответ? Или нужны подробности?

Яков положил перед ним перчатку и копию записки.

- Ну и что? - нагло спросил Саша.

- Записка, засунутая в эту перчатку, лежала под трупом Самохина. Это ваш почерк - вот акт экспертизы и ваши отпечатки пальцев.

- Ложь! - вскинулся Саша. - Там нет никаких отпечатков, я писал записку в перчатках.

- Объясните, что это значит?

- Да ничего не значит, просто валял дурака.

- Неплохое развлечение, гимнастика для ума, да?

- А вы что, никогда не валяете дурака? Тогда мне вас жаль.

- Не валяю, - отрезал Яков. - Потому что я и так слишком часто имею дело с дураками. Все, все, идите.

Выходя, Саша едва сдержался, чтобы не хлопнуть дверью.

- Это не он, - сказал Яков, едва за Сашей закрылась дверь. - И говорить с ним сейчас бесполезно: он изо всех сил старается выручить Олю, а врать не умеет, и потому наколбасит так, что и сам запутается, и наши бедные головы вконец задурит.

- Самохин недавно из заключения, - напомнил я. - Так что не исключена, положим, месть. Или дружки, или пострадавшие - такие случаи тоже бывают: сочли, например, наказание слишком мягким. Это придется проверить.

- На всякий случай я уже наводил справки: его преступление не исключает такой возможности.

- Будем считать это первой версией? Хоть что-то соберем.

- А второй - этот мушкетер все-таки. Эх, если бы не его алиби.

- Нет у него никакого алиби, - буркнул я. - Он тоже отлучался. Сразу же, как только Оля вернулась.

Яков вытаращил глаза.

- И ты молчал?

- Молчал. И сейчас бы не сказал, если бы не считал Сашу в полной безопасности. Ты, Яша, прости, но для тебя главное - закончить дело, и поскорее. Ты прешь как буйвол. В нашем деле нужно быть особенно бережными с...

- Все, Серега, - не дал мне договорить Яков. - Собирай барахлишко и... к чертовой матери отсюда! А я еще вдогонку цидулю твоему начальству направлю, сообщу, как ты тут оправдываешь высокое доверие.

- Да не может этого быть! - закричал я, теряя терпение. - Неужели ты не понимаешь?

- Может, все может быть! - жестко отрезал Яков. - "Покойник не был нравственным человеком" и мог жестоко оскорбить девушку. А у таких, как твой подзащитный, которому ты, кстати, стал сообщником, свои понятия о чести. И о том, как надо ее защищать, особенно когда это касается дамы сердца. Оля могла умышленно назначить свидание Самохину в твоем номере и, убедившись, что он там, сообщить об этом Саше, а тот его... - Яков выразительно щелкнул пальцами и, помолчав, добавил: - И я могу его понять. Да, его я могу понять. А тебя - нет. Собирайся и мотай отсюда.

Я бы многое мог возразить ему, но понимал, что сейчас это бесполезно. Я встал, застегнул куртку, проверил, в карманах ли сигареты.

- Иди, иди, не оглядывайся.

Я подошел к двери.

Она вдруг сама услужливо распахнулась: на пороге стоял Саша. Он был спокоен, только глаза его лихорадочно блестели на бледном лице.

- Я хотел рассказать вам, как все произошло, - сказал он.

Яков выглянул в окно.

Вообразите себе только, что все,

что я вам буду рассказывать,

случилось... под этими развалившимися

сводами.

В. О д о е в с к и й

В е ч е р о м т о г о ж е д н я

Саша решительно сел за стол и положил на него руки, переплетя пальцы. Мы выслушали его, не перебивая, только Яков в самом начале рассказа молча щелкнул клавишей моего "Репортера".

- С Сергеем Оболенским мы как-то быстро сошлись и даже сдружились. Поэтому и позволили себе дурацкую шутку, но в ней, честное слово, не было зла, было ребячество. Нас подтолкнули насмешки Сергея над таинственным исчезновением князя, да совершенно невинное желание поддержать увядающую славу тринадцатого номера.

Сначала действительно я звонил ему по телефону, потом мы с Олей написали эту записку: мы дурачились, нам было весело представлять, как он будет ее читать и недоумевать над ее загадочным и зловещим содержанием, и я, надев черные перчатки, взял из стопки бумаги чистый лист - нам это казалось забавным... А теперь - настолько глупым, что стыдно говорить об этом.

Кстати, вы правы, текст записки я позаимствовал у Одоевского, это и надоумило нас вложить ее в перчатку.

Мы решили, что Оля забежит вечером в гостиницу и оставит в номере Оболенского записку. Ей удалось взять ключи - дежурная сама попросила ее посидеть вместо нее минутку, но в номер Оля не вошла: там работала уборщица. Ключ тоже не удалось повесить на место, так как дежурная уже вернулась. Нам бы плюнуть тогда на нашу затею, и все было бы в порядке, по крайней мере для меня и Оли, но нас уже занесло.

В гостиницу пошел я. Мне удалось проникнуть во флигель со стороны кладбища, через окно в мужском туалете. Номер был не заперт, и в нем работал телевизор. Положив перчатку с запиской на кровать, я выбрался тем же путем.