Владимир Кайяк - Следы ведут в прошлое

Я хотел обнять ее, но она уклонилась.

— Нет, Берт, знаешь... На твоем месте мне было бы стыдно за ваше учреждение, вашу прокуратуру. Подумать: Зар пригласил многих из ваших — и пожалуйста! Бредис наотрез отказался, а твой Старый Сом не счел даже нужным...

Айя заступалась за нового директора с преувеличенным пылом, и мне захотелось ее подразнить. Я обронил:

— Что касается Старого Сома, могу тебе открыть причину его отказа: Друва заявил, что испытывает неодолимое предубеждение против людей, которые на свои приемы спешат пригласить председателя комитета народного контроля, заведующего райфинотделом, начальника милиции, прокурора, следователей...

— Все равно я права. Именно от Старого Сома ты заразился недоверием к людям! Прости, Берт, а имеются у тебя собственные суждения и характер? Чем дольше ты работаешь в прокуратуре, тем нетерпимее становишься! Неужели ты сам не замечаешь, что в вашем учреждении нездоровая атмосфера, что подозрительность все глубже въедается в вас?

— Не замечаю.

— Не прикидывайся! Если жить по заповедям твоего Сома, надо забиться каждому в свою нору и... Это же нигилизм желчных неудачников...

— Опомнись! Откуда ты все это взяла? — вскричал я, ошеломленный яростной тирадой Айи, но она не унималась:

— Видеть в любом человеке прежде всего потенциального мошенника, если не преступника, — это ли не верх нигилизма? Продолжай в том же духе, скоро ты сделаешься точной копией своего Старого Сома, этой мерзкой рыбы, вздувшейся от злости и желчи!

— Хватит!

— Нет, не хватит! Ты говоришь, только руководящих работников пригласили! А я, а...

— Ты технолог фабрики, значит тоже ответственное лицо.

Айя махнула рукой, вскочила и стала собираться, недвусмысленно проявляя решимость все-таки принять участие в поездке. Мне оставалось только последовать ее примеру, если я не хотел провести воскресенье в одиночестве. Но я заупрямился и остался дома. Идя к двери, Айя не удержалась еще от одного поучения:

— Вообще, что это значит — ответственное лицо? По-моему, каждый человек ответствен за что-то перед другими...

Хлопнула дверь, я остался один.

На следующее утро я позвонил Айе. Вначале она была сдержанна, голос звучал устало, и я уж подумал, что с пикника вернулись поздно и потому Айя не выспалась. Я спросил ее:

— Как вчера погуляли?

— Жутко, лучше не спрашивай.

— Что такое?

— Зар погиб.

Я сразу понял, что Айя не шутит. Случилось что-то ужасное. Но что? Хотелось разузнать поподробнее.

— Как это произошло?

— Под вечер пошли искупаться. Ну и... когда вернулись к машинам, обнаружили, что Зара нет.

— Утонул?

— Нет!

— А что же?

— Просто его не было. Стали искать... И нашли... Жуть, жуть! Он сорвался со скалы... и разбился.

Прошла неделя, Зара похоронили. Разговоры о его трагической смерти в городе не смолкали. На Пиекунские скалы устремлялись потоки людей — мне всегда казалось непонятным, почему места катастроф и всевозможных мрачных событий не только не отталкивают, а, наоборот, притягивают, возбуждают любопытство большинства людей; так и здесь — всем хотелось своими глазами увидеть, как выглядит скала, сорвавшись с которой нашел свой конец Зар. Эту скалу даже окрестили «Скалой директора».

Мало-помалу возбуждение улеглось, жизнь вошла в обычное русло, и трагическим происшествием продолжали интересоваться только у нас в прокуратуре.

Судебно-медицинская экспертиза установила, что у покойного на груди в области ключицы имеется подкожный кровоподтек, который мог явиться следствием несильного удара или толчка. Кровоподтек не был результатом падения на камни: Зар упал на них спиной, сломав позвоночник и разбив затылок. Прокурор Друва высказал подозрение, что произошло убийство. Ведение следствия он поручил следователю Альфреду Бредису.

Насколько продвинулось следствие по этому делу, я знал лишь в общих чертах. Были допрошены все участники пикника, но от них Бредису не удалось узнать ничего существенного. В то время, когда Зар упал со скалы, он, по-видимому, был совсем один.

Однажды все-таки у нас случилось нечто из ряда вон выходящее, и Друва по этому поводу созвал совещание.

Прежде всего Старый Сом прочитал нам анонимное письмо, только что полученное Бредисом. Оно было составлено из букв и слов, вырезанных из газеты и наклеенных на лист бумаги. На конверте — рижский штемпель. Письмо было заказное, обратный адрес, как выяснилось, вымышленный. Текст гласил:

«Гражданин следователь!

Пишу вам в ваших же интересах. Мы следим за вашими действиями и все знаем. Вы ходите по острию ножа. Один неосторожный шаг — и вас постигнет судьба Зара. Зар сам виноват в своей смерти. Прекратите дело, и тогда вы еще долго будете жить на свете.

— Н-ну? — дочитав письмо, обронил Друва.

Все молчали.

Друва предложил высказаться самому Бредису.

Бредис пользовался репутацией следователя с завидным талантом, но как о человеке и товарище по работе сотрудники прокуратуры высказывали о нем настолько разноречивые мнения, что, слушая их, я пожимал плечами.

Одни утверждали, что Бредис неприятный, прямо-таки невыносимый субъект, надменный всезнайка, который всякого норовит уколоть, бесчувственно поиздеваться над каждым... Ничто якобы не доставляет ему такого удовольствия, как возможность показать и доказать, насколько он сам умен, а его коллеги — ограниченные люди, если не круглые идиоты... Он отказывается от любых приглашений в гости, у него нет друзей... Зазнавшийся, замкнувшийся в себе индивидуалист, равнодушный к товарищам, ко всему, что не относится непосредственно к работе... Но и в работе Бредис полагается исключительно на собственное мнение, игнорируя или высмеивая мысли, высказываемые товарищами по работе...

Другие же коллеги, в разговоре с которыми мне случалось упоминать о Вреднее, поражали меня совершенно противоположными утверждениями: правда, следователь Бредис — индивидуалист и чудак, но его колкости нацелены лишь на дураков и мещан, которые их целиком заслужили. Зато к тем, кто добился его уважения и признания, Бредис всегда относился хорошо и чутко. Это Бредис бесчувственный? Что вы! Как раз наоборот: может ли быть бесчувственным человек, любящий и знающий поэзию — он же читает наизусть целые поэмы! И меньше всего ханжа: в приятном ему обществе Бредис от рюмки не откажется и резвится иногда, как школьник, всегда готовый на сногсшибательные штуки...

Итак, самые противоположные оценки — уже одно это могло бы заинтересовать меня и заставить искать удобного случая поближе познакомиться с Бредисом. Пока такого случая не представлялось. На первый взгляд Бредис относился ко мне чуть свысока, хотя я не был в этом уверен, может быть, мне, начинающему, так только казалось. Что же касается прокурора, он уважал Бредиса и ценил его очень высоко. Я сам слышал, как Старый Сом заявил однажды: «М-да, если Бредис что-то говорит, значит, это не взято с потолка. На этого человека можно положиться...» И это говорил Старый Сом, от которого так нелегко добиться одобрительного слова!