Дик & Феликс Фрэнсис - Ноздря в ноздрю

— А теперь, — сказал он после того, как перед нами поставили закуски, — где будет расположен этот ресторан и какому стилю мы отдадим предпоч­тение?

Почему от этих вопросов у меня в голове зазве­нели колокольчики тревоги? С «Торбой» Марк сде­лал все, как и обещал. Обеспечил финансирование, но предоставил мне полную свободу во всем осталь­ном: местоположении, интерьере, меню, карте вин, сотрудниках и так далее. В тот раз я попросил его назвать первоначальный бюджет на обустройство и первый год работы. «Больше полумиллиона, меньше миллиона», — последовал ответ. «А гарантии?» — спросил я. «Право собственности на недвижимость и джентльменское соглашение, что ты проработаешь в ресторане десять лет, если мы оба не решим что-то изменить по взаимному согласию». В результате я потратил чуть ли не весь его миллион, но положен­ные ему пятьдесят процентов прибыли за пять лет сложились в большую половину этой суммы, и он оставался собственником здания. За десять лет, если бы выручка оставалась такой же, как до массового отравления, «Торба» обеспечила бы Марку не только возвращение вложенного капитала, но и приличный навар. Я, разумеется, радовался и гордился, что на­ше маленькое предприятие в Ньюмаркете оказалось таким успешным как в смысле финансов, так и пре­стижа в масштабе города. Однако более всего я це­нил собственную независимость. Да, для обустрой­ства я использовал деньги Марка, и здание принад­лежало ему, но это был мой ресторан, и все решения я принимал сам.

Уловил ли я в вопросе Марка желание играть бо­лее активную роль в нашем лондонском проекте? Или я поспешил с выводами? Он употребил «мы», подразумевая «ты»? Я решил, что сейчас лучше не уточнять.

— Я бы хотел, чтобы ресторан был таким же, как этот. Традиционный, но с элементами модерна.

— Одно с другим не совместить, — возразил Марк.

— Очень даже можно. Этот ресторан традиционен в части белых скатертей, хорошего обслужива­ния, отличной еды и вина и в определенной степени уединения, доступного посетителям. А вот интерь­ер — чистой воды модерн, и в блюдах чувствуется средиземноморское и азиатское влияние. В Нью­маркете обеденный зал более всего, и это сделано сознательно, похож на столовую в частном доме, еда у меня очень хороша, но новаций в ней меньше, чем я использовал бы в Лондоне. И не потому, что мои клиенты менее утонченные, чем лондонцы. Это не так. Просто выбор ресторанов у них гораздо уже, и многие часто приходят в «Торбу», некоторые каж­дую неделю. Постоянство клиентуры предполагает и неизменность меню. Эти люди склонны заказывать то, к чему привыкли, не экспериментировать над собой.

— Разве не все такие? — спросил Марк. — Я за­казываю треску. Конечно же, это предсказуемо.

— Подожди — и все увидишь сам, — со смехом ответил я. — Готов спорить, ты будешь долго смот­реть на тарелку и спрашивать себя, твой ли это за­каз. Это тебе не кусок рыбы с чипсами, который ты можешь получить завернутым в газету в местной за­бегаловке. Треску тебе подадут с тушеной белой фа­солью и пюре из иерусалимских артишоков [15] Иерусалимский артишок более известен в России как топинамбур, или земляная груша. . Ты знаешь, как выглядит иерусалимский артишок? Ка­кой он на вкус?

— Это у него сочные листья, которые сосут?

— Нет, это просто артишок. Иерусалимский ар­тишок похож на подсолнечник, а едят у него клубни, которые напоминают картофелины.

— Из Иерусалима, как я понимаю.

— Нет. — Я вновь рассмеялся. — Не спрашивай, почему он называется иерусалимским артишоком. Я не знаю. Но он определенно не имеет никакого отношения к городу Иерусалиму.

— Как гимн, — кивнул Марк. — Ты знаешь, «На этот горный склон крутой» [16] Речь идет о стихотворении Уильяма Блейка (1757— 1827) «Иерусалим», или «Гимн Иерусалима», начинающемся со слов «And did those feet in ancient time». На русский язык это стихотворение переводилось многократно. Выше первая строка приведена в переводе С.Маршака. В 1916 г. стихотворение положил на музыку Губерт Пэрри (1848— 1918), и песня стала неофициальным гимном Англии. Считается самой патриотической песней этой страны. не имеет никакого от­ношения к Иерусалиму. Иерусалим здесь означает «небеса». Может, и у этих артишоков божественный вкус.

— Скорее редиса, — уточнил я. — И от них по­том здорово пахнет.

— Понятно, — рассмеялся Марк. — В поезде мне потребуется отдельное купе.

Вот тут я и решил, что пора.

— Марк, у меня будет абсолютная свобода в но­вом ресторане, не так ли? Как в «Торбе»?

Он выпрямился, посмотрел на меня. И я испу­гался, что момент выбрал неудачный.

— Макс, — он прервал затянувшуюся паузу, — часто я тебя спрашивал, как продать мобильный те­лефон?

— Никогда.

— Именно. Тогда почему ты спрашиваешь меня, как управлять рестораном?

— Но ты же ешь в ресторанах.

— А ты пользуешься мобильником, — уел он меня.

— Отлично, — кивнул я. — Обещаю никогда не обсуждать с тобой мобильные телефоны, если ты пообещаешь не обсуждать со мной рестораны.

Он молчал и улыбался, глядя на меня. Неужели я действительно загнал в угол великого Марка Уинсама?

— У меня остается право вето? — наконец спро­сил он.

— На что? — В моем вопросе прозвучали воинст­венные нотки.

— Местоположение.

Что я мог ответить? Если бы ему не понравилось местоположение ресторана, он не подписал бы дого­вор об аренде или покупке. То есть вето на местопо­ложение у него и так было.

— Если ты финансируешь проект, тогда получа­ешь право вето, — ответил я. — Если не финансиру­ешь — не получаешь.

— Хорошо, — кивнул он. — Тогда я хочу финан­сировать. Условия как прежде?

— Нет. Я хочу больше пятидесяти процентов прибыли.

— Ты не жадничаешь?

— Я хочу, чтобы в разделе прибыли участвовали и мои сотрудники.

— Сколько они получат?

— Это мое дело. Ты получаешь сорок процентов, а я — шестьдесят, а уж потом я решу, ни у кого не спрашивая, какую часть прибыли отдать в виде бо­нусов моим сотрудникам.

— Жалованье ты получать будешь?

— Нет. Как и теперь. Но я хочу шестьдесят, а не пятьдесят процентов прибыли.

— А на время обустройства? В прошлый раз ты получал жалованье из моих инвестиций восемна­дцать месяцев.

— Но я все возместил, — напомнил я. — На этот раз жалованье мне ни к чему. У меня есть сбереже­ния, так что я проживу на них, пока новый ресторан не начнет приносить прибыль.

— Что-нибудь еще? — спросил Марк.

— Да. Десять лет — очень много. Пять лет. А по­том я получаю право выкупить твою долю по спра­ведливой цене.

— И как ты определишь «справедливую цену»?

— Расплачусь с тобой по лучшему предложению, публичному или частному, сделанному тебе незави­симой третьей стороной.