Андрей Хазарин - Живой товар

Ох, придется завтра, выходной там или нет, всех свободных вывозить на место. Хоть бы дождя не было!

Глава 28

Воскресная пресса

В воскресенье многие газеты вышли с сенсационными заголовками: "Наш Листьев", "Журналистов убивают первыми", "Поджог или несчастный случай?"...

И радио "Саймон", и телеканал, и газета - все рассказывали о том, что прошлым субботним утром недалеко от подъезда собственного дома был найден мертвым известный в городе молодой журналист Андрей Родимцев. Говорили о его развивающемся таланте, о ярких репортажах и смелости независимых журналистских расследований. Обозреватели задавались вопросами, чем и кому была выгодна смерть этого человека. Правда, на убийство существовало всего несколько указаний, но они были. Журналиста нашли утром, однако температура тела позволяла считать, что умер он ночью. Если бы у него внезапно схватило сердце, поза оказалась бы совершенно другой. Но тело лежало на спине, руки раскинуты, лицо не обезображено гримасой боли. В крови довольно много алкоголя - а все друзья в один голос утверждали, что Родимцев уже много лет почти не пил, даже в компании...

На теле многочисленные кровоподтеки. Первой реакцией официальных властей явилось заключение о том, что журналист был избит в пьяном виде и умер от нанесенных побоев. Однако коллеги-журналисты упорно утверждали, что смерть Родимцева - только первая в ряду, что вскоре последуют и другие убийства известных в прессе людей, занятых неугодными для сильных мира сего неофициальными расследованиями.

Масла в огонь подобных рассуждений подлило сообщение о пожаре аварийного дома в центре города. Всем журналистам и большей половине местного населения было известно, что там размещаются редакции некоторых местных газет и радио "Агат". Пожар уничтожил все: и оба этажа особняка, оставив только каменные стены, и подвал со всей аппаратурой, и редакцию радиостанции. Существовало предположение, что пожар начался в аппаратных короткое замыкание, или подвела старая проводка, - а потом уже огонь захватил верхние этажи. Но независимые эксперты, нанятые редакцией первого коммерческого телеканала "Семь-плюс", утверждали, что сначала в пламени погиб именно первый, а затем одновременно второй этаж и подвал. Более того, те же эксперты утверждали, что характер горения неопровержимо свидетельствует именно о поджоге где-то на первом этаже, по-видимому, в приемной газеты "Переулок".

Эти расследования никого бы не заинтересовали, кроме собратьев по литературному цеху, если бы в пожаре не погибли два человека. Одним оказался главный редактор газеты "Зебра" Шумаков, а другим - ночной дежурный радиостанции Репкин.

Вот после этого и заговорили, что эпидемия убийств перекинулась в Чураев из далекой северной столицы. Шумакова и Родимцева уже ставили в один ряд с Листьевым и Холодовым. Уже их называли честными борцами за дело правды, верными рыцарями истины без страха и упрека. Мгновенно забылись грязные слухи, которые не стыдилась публиковать та же "Зебра", забылось, как радио "Агат" со скандалом откололось от основной станции "Радио-100" и по суду оттяпало всю аппаратуру.

Перед угрозой общего врага - неведомой опасности, косящей честное и бескомпромиссное журналистское племя, - все вновь стали друзьями и братьями.

"Почему молчит городская администрация?" - гневно вопрошали средства массовой информации. А администрация просто делала свое дело и не обращала внимания на скандалы в прессе.

Да и причитания журналистов во многом оказались тщетными: народ по случаю воскресенья массово покинул город и занимался прополкой, сбором колорадского жука и прочими столь же необходимыми делами. Съемочная группа "Саймона", весь день колесившая по городу в стремлении взять интервью на улицах, вынесла печальный приговор: "Эпоха диктатуры огорода".

Тем не менее слухи все расползались по городу, умножая количество смертей и пожаров. В дело оказались замешанными чеченские террористы, мусульманские фундаменталисты и украинские ультра-правые, равно как женщины легкого поведения и виртуальная реальность, проистекающая прямо из радиомонтажной станции "Агат".

К вечеру город бурлил, переваривая дневные новости. И, переварив, уснул, чтобы завтра, услышав другие слухи, вплотную заняться известием о посадке эскадрильи летающих тарелочек прямо на гладь Половецкого водохранилища, угрожающей оставить двухмиллионный город без воды...

О слухи!

* * *

Майор Глущенко, начальник районного УВД, с вечера дал Цимбалюку разрешение поднять в воскресенье весь свободный от службы личный состав по тревоге, утром проследил, как люди в четырех машинах выехали на место происшествия, и решил позвонить в область. Однако второго зама Будяка, с которым он привык работать, на месте не оказалось, а беспокоить первого или, не дай Бог, самого начальника он не решился, и потому ограничился разговором с дежурным по управлению.

Тот выслушал сочувственно, поцокал языком, но посоветовал выслать рапорт в установленном порядке и работать пока своими силами, потому что с этим журналистом и пожаром весь город и так вверх ногами, и начальству сейчас не до бандитизма на шоссе.

- Так я ж и говорю про пожар! - вскинулся Глущенко.

- Да нет, не твой пожар - у нас тут...

И дальше разговор пошел на уровне слухов.

Глущенко городские дела не особенно волновали, но он понимал, что и городских коллег его захолустные преступления тоже не шибко волнуют.

Минут через пятнадцать он положил трубку, вздохнул и сказал себе, что все положенное он и так делает, а потому злиться нечего. В конце концов, у них в городе и народу, и преступлений куда больше, чем во всех двадцати пяти районах области, вместе взятых.

Глава 29

Выходные дни Валентины Дмитриевны

В субботу около часа дня Евгений Борисович позвонил домой из офиса.

- Валентина, тут Мюллер поговорить с тобой хочет...

- Кто? Сам штандартенфюрер?

- Штандартенфюрер - это Штирлиц.

- А Мюллер кто?

- Кононенко, наш начальник охраны.

- Ах, наше доморощенное гестапо... Он что, меня допросить хочет?

- Слушай, ты чего злишься?

- А чего ты на работе в выходной?

- Дела.

- Ладно, пусть приезжает твой Кальтенбруннер. Часиков в семь. А ты, будь любезен, появись дома пораньше. Дела делами, а твое здоровье важнее.

- Валентина, ты не понимаешь. Дела, много дел. Полугодовой отчет, все надо в ажур привести.

- Это ты не понимаешь! Ажур пускай твой главпук наводит. А ты, если не будешь нормально отдыхать два дня в неделю, через год заимеешь язву, а через два - инфаркт, это я как врач говорю!

- Типун тебе на язык! Так, Валентина, кончай пререкания, - в голосе Манохина зазвучали стальные нотки. - Приеду, когда смогу.