Барбара Вайн - Книга Асты

— Конечно, лучше по субботам, — проговорила я. — Но как же ваша жена и дочери? Разве им не хочется, чтобы вы были с ними на выходных?

Он улыбнулся и ответил, что никогда не забывает о семье. И мы отправились в нашу первую поездку в Хартфордшир, осмотреть окрестности и полюбоваться симпатичными деревнями.

Какое-то время я чувствовала себя неловко. Я всю жизнь считала, что люди его класса обязательно воспользуются случаем, если ты позволишь себе расслабиться в их присутствии. Но с его стороны не было и намека. Он оставался вежливым и почтительным. Я захватила с собой еду. Мы нашли удобное место под деревьями у тихой проселочной дороги. Гарри достал из машины корзинку для пикника, расстелил на траве скатерть. Потом положил для меня одеяло и подушку. Я поняла, что садиться рядом со мной он не собирается, а хочет пройтись.

Я не могла этого допустить и заставила его сесть напротив. Сначала он выглядел очень смущенно, но вскоре это прошло. Такое незнакомое чувство: наконец-то, в моем, мягко говоря, зрелом возрасте, я встретила кого-то, с кем могла поговорить. Я понимала, что должна воспользоваться этим шансом, прежде чем он исчезнет навсегда.

Гарри расспрашивал меня о Дании, о том, как ощущаешь себя в изгнании, а я обратила внимание, что деревья, под которыми мы расположились, — это буки. Вдруг на меня накатила такая тоска по дому и покинутой стране, что защемило сердце. Мне показалось, что он это заметил, но не сменил тему, а продолжал расспрашивать о Дании, и вскоре эта непринужденная болтовня и воспоминания помогли мне прийти в себя, я почувствовала себя лучше и снова могла смеяться.

Гарри очень много знает. Я собиралась написать «для рабочего человека», но это было бы неправильно. Он знает много для любого человека. Например, он хорошо знает историю и рассказал мне, кто из членов английской королевской семьи был женат на датских принцессах. В тот момент я не могла ни согласиться с ним, ни опровергнуть его слова. Но потом я заглянула в энциклопедию и обнаружила, что он был абсолютно прав. Он хорошо знает окрестности, рассказывал об одном английском художнике, о котором я не слышала. Я даже не знала, что у англичан есть художники. Его звали Джон Констебл. [33] Джон Констебл (1776–1837) — английский живописец, пейзажист. Он рисовал природу, леса и поля Суффолка и Эссекса, но жил и похоронен в Хэмпстеде. Я сказала, что можно съездить на его могилу.

На следующей неделе мы собираемся взять с собой на прогулку детей. Гарри очень любит Свонни, всегда говорит, какая она очаровательная и прелестная. В каком-то смысле мне это нравится. Нравится, что Свонни заслуженно восхищаются. Но с другой стороны, мне как-то не по себе. Кажется, я слегка ревную. Ревную к собственной дочери!

Вчера Свонни исполнилось пятнадцать. Она не хотела гостей, сказала, что в школе нет ни одной девочки, которую ей хотелось бы пригласить. У нее нет настоящих подруг. Она, как и я, трудно сходится с людьми. Родители всегда говорят о детях: «Откуда у него то-то и то-то? Ни от меня, ни от отца. И среди родни тоже такого не было». Как будто все передается по наследству. Вряд ли это так, дети просто перенимают все от родителей, которые у них перед глазами. Впрочем, это не слишком модная точка зрения.

Свонни сказала, что, если бы Моэнс был жив, она устроила бы праздник. Я хотела объяснить, что Моэнсу сейчас исполнилось бы двадцать два и, возможно, он не жил бы с нами, но не стала. Я сказала, что, хоть мы и грустим о Моэнсе, жизнь должна продолжаться и мы должны вспоминать о нем не печалясь. Но это не подействовало. Мне не хочется, чтобы ее молодость была загублена грустными воспоминаниями и размышлениями о смерти брата.

Я читаю «Холодный дом» в третий раз.

Мы с Расмусом едем в Данию. Удивительно: я проводила праздники в Париже и Вене, но ни разу не возвращалась на родину, и теперь очень волнуюсь. Мы на день или два остановимся у его ужасной сестры в Орхусе, но остальное время проведем в Копенгагене с Эйнаром и Бенедикте. За то короткое время, когда они останавливались у нас на ночь два года назад, Бенедикте мне понравилась. Она не показалась мне едкой, злобной ханжой, чопорной и высокомерной, как все остальные. Считают, что датчане — жизнерадостный народ. Они любят пить пиво, смеяться, весело проводить время. Но я что-то такого не замечала.

Девочки останутся с миссис Хаусман. Нельзя отрывать их от занятий в школе. Вообще, мне следовало написать, что девочки останутся с миссис Хаусман, если Расмус к этому времени не поссорится с ее мужем. Он болтает на каждом углу, что мистер Хаусман надувает его, и я надеюсь, что это не дойдет до ушей мистера Хаусмана раньше двенадцатого, когда мы уезжаем.

Для этого путешествия я купила два новых наряда: сине-черный костюм-двойку от «Шанель» и фиолетовое платье для чаепития, с короткими рукавами из сиреневого с черным отливом атласа. В этом году сине-черные тона в моде, и очень кстати, что они мне к лицу. Еще у меня новые туфли, черные, открытые, с двойным ремешком и на высоком каблуке. Такая модель мне нравится больше всего. Оба платья очень короткие. Не думала, что наступит день, когда я смогу носить юбки, открывающие ноги на восемь дюймов.

Сегодня утром Эмили нашла в буфетной мертвого Бьёрна. Он уже окоченел. Бедный старый пес, он прожил хорошую жизнь, и для его породы долгую. Когда я сказала об этом Расмусу, он расплакался. Человек, который редко переживал из-за других, за исключением Моэнса конечно, плакал из-за собаки горючими слезами.

— Никто не назовет тебя Великим Датчанином, это точно, — сказала я ему.

Гарри сообщил нечто удивительное. Мы собирались поехать в Кью-Гарденс, но полил дождь, и мы пошли в театр на дневной спектакль. Пьеса оказалась неинтересная, вряд ли я вспомню ее через неделю. Поразительно, как мне удалось уговорить Гарри взять билет и пойти вместе со мной. Мы обнаружили, что одинаково воспринимаем эту ужасную постановку, нам хотелось смеяться над сентиментальностями, и мы оба зевали на длинных монологах. Сейчас все пьесы об одном и том же: о войне и ее последствиях, о родителях, потерявших сыновей, об искалеченных парнях, о девушках, которые останутся старыми девами, потому что все юноши погибли.

После спектакля я стала чуть настойчивее и пригласила Гарри выпить со мной чаю в кафе. Мы говорили о Свонни, затем о девушке из пьесы, чьего жениха убили на войне, и я открыла ему сердце. Вдруг для Свонни не найдется подходящего жениха? Действительно, слишком мало осталось молодых мужчин, только пожилые да мальчишки. Все достойные молодые люди убиты.

Я заглянула в начало записи и увидела, что хотела рассказать об удивительном сообщении Гарри. Кажется, я слишком долго хожу вокруг да около. Мы продолжили разговор о ненависти англичан к иностранцам, и он сказал, что нам с Расмусом повезло с именами. Они хоть и датские, но звучат по-английски, а вот у него была немецкая фамилия. Его дед был немцем и переехал сюда в 1850 году, и хотя его отец родился в Лондоне, и сам Гарри тоже, у него возникло предчувствие, что лучше изменить фамилию — на случай, если начнется война. Я подумала, что это очень умно с его стороны, и сказала ему об этом, вспоминая мистера и миссис Клайн, которые недостаточно изменили свою фамилию и все еще страдали от этого.