Хизер Террелл - Тайна Девы Марии

Оглядывая двор, он постепенно сознает, что стоит один в центре огромного круга таких же, как он, заключенных. Эрих всматривается в лица, отчаянно надеясь найти жену, с которой его разлучили сразу после прибытия в лагерь, так давно, что и не припомнить — слишком много мучений пришлось вынести. Тощие обстриженные женщины отличаются от мужчин только лагерной формой. Ни одна из них не похожа на Корнелию. Эрих приходит в ужас, не найдя жены.

Пленные окружают его со всех сторон, а их, в свою очередь, берут в кольцо вооруженные до зубов солдаты. Эрих замечает, что заключенные старательно отводят взгляд, хотя повернуты к нему лицом. Похоже, им приказали смотреть на него, но они не в силах исполнить приказ.

Из людской массы к нему выходит офицер, тот самый, который допрашивал его в подвале. Офицер громко обращается к нему по-немецки:

— Заключенный Баум, спрашиваю вас в последний раз. Согласны ли вы назвать местонахождение вашей коллекции предметов искусства и передать ее полноправному хозяину, Третьему рейху?

Эрих знает, что сейчас произойдет, независимо, поставит он свою подпись под документом или нет. Нацистам его подпись нужна лишь из рабской приверженности собственным сложным законам конфискации имущества и, возможно, для того, чтобы успокоить Зейсс-Инкварта. Эриха терзает страх, но он не желает, чтобы его последние слова были словами жертвы, он не станет попустительствовать нацистским злодеяниям.

— Нет, не согласен.

— В таком случае вам известно, как я должен поступить.

Из толпы появляется команда для расстрела, офицер подает сигнал. Пока солдаты прицеливаются, он прикрывает веки и видит бирюзовые глаза женщины с картины «Куколка», чувствует, как ее протянутые руки обнимают его, словно приветствуя после долгого отсутствия. Он мысленно складывает эпитафию, бросая вызов лозунгу Дахау: «Вера делает свободным». Он улыбается.

Раздаются автоматные очереди.

Нью-Йорк, наши дни

Холодная мраморная скамья. И воздух вокруг неподвижный и промозглый, хотя снаружи яркий и теплый день. Длинное помещение слилось в один сплошной бело-серый гранит в честь предков Лилиан — ничего другого Мара разглядеть сквозь слезы не могла. И только мемориальная доска Лилиан четко выделялась среди остальных.

Скорбящие разошлись, и в мавзолее наступила тишина. Мара испытала облегчение. Ей хотелось остаться наедине со своей болью, потерей, виной, а вовсе не изображать по старой привычке стойкость в присутствии других.

По залу разнеслось эхо громких шагов. Мара перепугалась и побежала в поисках выхода, не понимая, как кому-то удалось пройти мимо охранников, которых она наняла, чтобы защититься от Майкла, от Филиппа, от тех, кого они могли в свою очередь нанять, желая помешать ей предать огласке остальные украденные документы Штрассера. Майкл с Филиппом не подозревали, что она намеревалась оставить эти документы у себя, чтобы частным порядком вернуть награбленное. Мара больше не рассчитывала на суды.

Она почти добежала до тяжелых кованых ворот, когда столкнулась с человеком, испугавшим ее, — Софией.

София расставила руки, чтобы помешать старой подруге скрыться, и заговорила скороговоркой, слегка запинаясь:

— Мара, я пришла, чтобы просить прощения. Я понимаю, мне нет оправдания, что бы я ни сказала или ни сделала… Не знаю, как мне загладить свою вину… — Ее взгляд говорил об истинном раскаянии, София ударилась в слезы. — Сама не верю, что отказалась тебе помочь. Хуже того, не пойму, как могла свести тебя с Майклом в ресторане. Я все прочитала о нем в газетах. Как жаль, что я тебе не поверила.

— Да, действительно жаль. Знаешь, София, я не рассчитывала на твою помощь, но, по крайней мере, не ожидала, что ты предашь меня.

— Мара, пожалуйста, поверь, я вовсе не думала, что предаю тебя. Мне казалось, я тебя спасаю, не даю тебе разрушить собственную карьеру. — Из-за всхлипываний ее едва можно было понять. — Видно, стрелка моего компаса сбилась. Я чувствовала свою правоту, хотя поступала неправедно.

Мара впервые видела, что София плачет, и это несколько ослабило ее решимость. Она знала, что София действовала вовсе не со зла, но полного прощения все-таки не могла ей дать.

— Я верю тебе, София. Но может случиться, что я так и не смогу тебя простить.

— Я и не ожидала прощения, Мара. Разве можно на него надеяться, когда сама швырнула тебя в логово льва? Или лучше сказать, привела тебя ко льву? Я благодарна уже за то, что ты согласилась со мной поговорить. — Она утерла слезы и по давней привычке пригладила волосы. — Что ж, пожалуй, я теперь тебя оставлю. Если я могу хоть что-то сделать…

— Ты могла бы рассказать мне о реакции на статью в «Нью-Йорк таймс», что напечатана три дня назад.

— Ты в самом деле ничего не знаешь?

— Вообще-то я пряталась, а то меня совсем одолели звонки от репортеров и отца. Сегодня я первый раз вышла на публику.

— Власти активно взялись за дело. Федералы и госагентства даже устроили небольшую стычку из-за того, кому из них следует возглавить расследование. Они связались с твоей журналисткой и забрали у нее документы. Потом занялись Майклом и Филиппом. Обвинения пока не выдвинуты, но ходят слухи, что они оба предстанут перед присяжными за преступный обман в деле с «Куколкой».

— Их обвиняют в равной степени?

— Филипп попытался отстраниться и свалить все на Майкла, но Майкл потащил его за собой. Теперь их вряд ли можно назвать сплоченным фронтом.

— А как же смерть Лилиан? Ее связали с происшедшим?

— Разве следовало? — опешила София.

Мара долго молчала, не зная, стоит ли отвечать на вопрос. Все-таки она дала слово не разглашать участие Лилиан, а если теперь обнародовать связь между смертью Лилиан и действиями Майкла и Филиппа, то сразу станет ясно, что и Лилиан причастна к составлению фальшивого провенанса. И все же, подумала Мара, Лилиан вряд ли захотела бы, чтобы ее смерть сошла Майклу и Филиппу с рук.

— Да, следовало.

— О боже! — еще больше изумилась София.

— Я знаю, нужно идти в полицию, — тихо произнесла Мара. — Мне просто сейчас трудно решиться заново пережить прошедшие несколько дней.

Женщины сидели в гнетущей тишине мавзолея, каждая погрузилась в собственные мысли. Первой нарушила молчание София.

— Позволь мне пойти в полицию вместо тебя, Мара.

— С какой стати тебе туда идти?

— Ты очень много вынесла, а так сможешь выиграть немного времени, чтобы прийти в себя. Это самое малое, что я могу сделать… после того, как выдала тебя Майклу. — София повернулась к Маре, глаза ее были красными от слез. — Прошу тебя.

Тронутая мольбой подруги, Мара смягчилась и решила позволить Софии исполнить эту необычную епитимию. Она поделилась с ней сведениями, которые следовало сообщить полиции, а потом, почувствовав эмоциональное опустошение, сменила тему на более легкую.