Адам Холл - Бегство Квиллера

- С помощью "клопа"?

- Нет. С твоей помощью.

23. Одержимость

"Мне нужна его голова."

Дымок от тонкой сигары доктора Израэля плыл в душном воздухе, серо-голубоватым облачком клубясь вокруг настольной лампы.

"В твоем распоряжении ровно двадцать четыре часа. И мне нужна его голова, ясно?"

Моя. Моя голова.

- Расскажите мне, - попросил я доктора Израэля, - об одержимости.

Он помолчал. Позади трудный день. Вечером привезли еще двух, покушавшихся на собственную жизнь, и я видел, как санитары двадцать минут назад бежали в палату, из которой слышались крики и плач женщины.

"Здесь не дом отдыха, - успел предупредить меня Пепперидж, - а линия фронта. Но старайся ни на что не обращать внимания."

Теперь, наконец, воцарилась тишина, и доктор Израэль слегка расслабился, что было заметно по тому, как он сидел, скрестив свои короткие ножки, распахнув белый халат; тлеющий кончик его сигары светился в полумраке комнаты.

- Одержимость... - повторил он и улыбнулся. - Что я могу вам сказать о ней? Ну, существует она в реальности. Я имею в виду... - он сделал неопределенный жест худой угловатой кистью руки, - жена может сказать о своем муже, что он одержим гольфом, понимаете? Или же он может сказать, что его жена просто помешалась на диете, одержима ею или чем-то еще. - Он покачал головой. - Но это не одержимость.

Мне захотелось спросить: как он воспринимает меня? Мою голову?

Но не спросил.

- Понимаете ли, есть бесконечное количество проявлений одержимости. Человек может страстно увлекаться множеством вещей, но реальная его одержимость сфокусирована на некой абстракции. Ненависть. Месть. Жизнь. Смерть. Секс. Болезнь.

Здоровье. - Он пожал плечами. - Я знал человека, который был уверен, что у него рак желудка, хотя он подвергся всем обследованиям, и все они дали отрицательный результат. Но он все равно не успокоился! Он был уверен, что у него рак желудка. Почему? Может быть - нам так и не удалось выяснить - может быть, потому, что его отец умер от рака желудка, а этот человек плохо относился к своему отцу, и после смерти старика он стал настолько терзаться угрызениями совести, что решил подвергнуться тем же самым страданиям - о, конечно, на подсознательном уровне. - Усталая улыбка. - А то немногое, что, нам под силу, обращено именно к сознанию. Так что, - еще одно пожатие плеч, он позвонил из таксофона в больницу, сказал, чтобы за ним приехала скорая помощь, после чего вытащил пистолет и выстрелил себе в живот. Дело в том, что ему отказали в полостной операции, поскольку отсутствовали показания. А теперь ему обязывают ее сделать, и он не сомневался, что найдут раковую опухоль. Мягкие шаги.

- Доктор Израэль?

- Да.

- С Мэри все в порядке? Он не обернулся.

- Да. Если она не предпримет еще одной попытки. Не спускайте с нее глаз.

Шорох халатика - медсестра ушла.

- Так нашли у него рак? - спросил я доктора Израэля.

- У него нашли только пулю. Вот это и есть одержимость. - Смертельное заболевание.

- Порой в самом деле. И часто. Один из моих пациентов мучился тем, что, как он считал, не нравится женщинам. Он отнюдь не был уродом, с ними он был мягок и добр, раскован в общении и богат- разве этого мало, чтобы привлечь внимание женщин? Но нет - кто-то в детстве сказал ему, что он маленький уродец-коротышка, и он жил с этим приговором - ведь дети порой бывают очень жестоки по отношению друг к другу. И этот человек тратил огромные деньги, укладывая в постель одну женщину за другой, дабы убедиться в собственной неотразимости, в результате чего он, в конце концов, получил СПИД и повесился. Вот это и есть одержимость, мания.

Вдали мелькнул белый халат и раздался тихий детский смех. Господи, как только кто-то может смеяться в таком месте?

- И вы ничего не можете с этим сделать.

- Да. - Он изменил положение ног. - Одержимость начинает постепенно овладевать человеком на скорости десять миль в час, потом доходит до пятидесяти, а затем до девяноста, и остановить эту гонку невозможно. И человек - вдребезги.

Двадцать четыре часа. Ее голос был записан на пленку три часа назад. То есть двадцать один час.

- Но, скажем, человек, обладающий силой воли, - сказал я, - достаточно умный, сообразительный, интеллигентный - неужели, попав под власть одержимости, он в конце концов теряет над собой контроль и гибнет?

- Вы слышали об Адольфе Гитлере?

"Принимал ли в этом деле участие и Гантер?" Голос на пленке был не ее собственный; я слушал в переводе на английском с акцентом.

- В той группе, что следила за "Краской Орхидеей", - вспомнил я, - был европеец, типично тевтонского вида. Может быть, он и подложил бомбу. Звали его Гантер.

Включив запись снова, Пепперидж лишь молча кивнул, слушая голос.

"Где Кишнар? Я хочу, чтобы вы мне сообщили, где он. Передайте, что я даю ему всего двадцать четыре часа. Мне нужна голова этого человека."

(Переводчик сделал ударение на последних словах.)

"Мы не обнаружили тело третьего агента, но его голова в картонной коробке была доставлена в мой офис."

(Генерал-майор Васуратна. Из тайской военной разведки.)

- Часть их культуры, - сказал мне Пепперидж, пытаясь, . как я понял, как-то прояснить ситуацию.

- Когда тебя прихлопнут, тебе уже плевать, как она выглядит.

Он выключил магнитофон и погнал опенку обратно

- Тесноватая комнатенка, _не так ли? - В ней были кровать, покосившийся шкаф, стул с прямой спинкой, циновка, лампа, небольшое зеркало - и это вся обстановка. - Хочешь, чтобы я договорился о другой?

- Я не собираюсь торчать тут все время. Его желтоватые глаза остановились на мне.

- Я хочу тебе сказать, что мы нашли ее ахиллесову пяту - и это ты. Согласен?

- Ты хочешь сказать, что она одержима?

- Да. Именно так.

- Мне тоже начинает так казаться. (Вот почему я и оказался вечером рядом с доктором Израэлем - чтобы получить от него какую-то информацию.)

- Как я тебе говорил, - продолжил Пепперидж,- мне уже удалось немало что выяснить; кое-что у Китьякары - мы говорили с ним с глазу на глаз, опасаясь, что где-то рядом может быть крот. Он согласился, что для Шоды не было абсолютно никакого смысла подкидывать тела агентов ко дворцу и к штаб-квартире полиции. Но она восприняла слежку как личный вызов. Он сказал, что корни такого поведения кроются в ее детстве - она очень болезненно относится к вызову любого рода.

Тут еще были часы, небольшие часики у кровати, которые невыносимо громко тикали, действуя мне на нервы. Я старался не обращать на них внимания.

- И понимаешь, она была дико оскорблена твоим появлением в храме, что, как тут говорят, лишило ее лица. - Он поднял голову. - Но почему ты на это пошел, в самом деле?

- Я подумал, что это было бы полезно для... - я остановился, осознавая свои слова; щеголяя подчеркнутым рационализмом и вроде бы руководствуясь им, наш брат предпочитает полагаться на истину, которую трудно выразить словами. Я начал снова: - Я подумал, что будет полезно переговорить с генералом Дхармнуном, потому что именно этому человеку Лафардж писал относительно "Рогаток", и именно по этой причине я и полез в пекло.