Эмиль Габорио - Рабы Парижа

— Вы сделаете тогда все, чтобы отвести от нее подозрения. Дайте мне слово, — потребовал Норберт.

— В чем? Что я пойду в суд и возьму вину на себя? Но этого-то я и боюсь, как уже имел честь вам объяснить. Мне остается только одно: отказаться от дуэли. Весь Париж будет говорить о вашем таинственном исчезновении, полиция будет идти по моему следу, я буду с минуты на минуту ждать ареста, бесчестия и каторги… Лучше смерть, чем такая жизнь.

— Вы должны старательно уничтожить все следы дуэли и сровнять с землей мою могилу. Полиция ничего не найдет.

— Может быть, вы еще попросите герцогиню, чтобы она приказала садовникам никогда и ни под каким предлогом не копать ямы на пустыре?

Де Шандос призадумался.

Выхода из положения он не нашел, зато вспомнил об анонимном письме.

Женщина, которая его прислала, знает все.

Она может разгласить тайну…

— Что вы предлагаете? — обратился герцог за помощью к своему врагу.

— Пусть каждый из нас напишет своей рукой условия дуэли, не упоминая ее причин. Потом мы подпишем оба протокола и обменяемся ими.

— Решено.

Норберт достал из секретера бумагу, перья и чернильницу.

Через несколько минут протоколы были готовы.

— Мне пришла в голову еще одна удачная мысль, — сказал де Круазеноа.

— Говорите, — отозвался герцог, уже убедившийся в том, что маркиз дает хорошие советы. — Только поскорее и покороче.

— Надо затруднить полиции поиски исчезнувшего.

— Как?

— Направить ее по ложному следу, уводящему далеко от Парижа и не имеющему конца.

— У нас нет времени.

— А его и не нужно.

— Что для этого потребуется?

— Ничего.

— Совсем ничего?

— Все, что нужно, у нас уже есть. Возьмем еще по два листа бумаги и напишем на каждом из них письмо.

— Кому?

— Любому из близких друзей.

Де Шандос схватил перо и нетерпеливо спросил:

— Что писать?

— Первое письмо мы пишем якобы из Марселя.

— Пусть будет так, — пробурчал Норберт, надписывая адрес.

— И в нем мы сообщаем, что срочные дела требуют нашего присутствия где-нибудь на краю света… Например, в Каире.

— В Каире, — повторил герцог, быстро записывая то, что говорил де Круазеноа.

— Готово?

— Да.

— Не забудьте поставить подпись и дату.

— Какую?

— Через неделю.

— Все в порядке.

— Теперь берем по второму листу. Это письмо должно прийти уже из Каира.

— И что будет в нем?

— Мы сообщаем, что непредвиденные и чрезвычайно важные обстоятельства побуждают нас немедленно выехать с караваном в Центральную Африку.

— Дальше что?

— Все. Тот, кто останется в живых, должен отправить письма убитого из названных городов. Пусть ищут.

Окончив писать, Норберт встал.

— Еще два слова. Около Дома Инвалидов меня ждет солдат с лошадью. Это Ромул, который взял приз на скачках. Если убьете меня, возьмите коня себе, — сказал он Жоржу.

— Возьму.

— Я обещал солдату двадцать франков.

— Они будут уплачены.

— Идемте.

Де Шандос открыл дверь и пропустил маркиза вперед.

Герцог хотел уже последовать за ним, как вдруг почувствовал, что кто-то тянет его сзади за плащ. Он обернулся.

Мари ползла за ним на коленях.

— Пощадите, Норберт! — еле слышно молила она из последних сил. — Я невиновна, клянусь вам в этом Пресвятой девой! Вы ведь не любите меня! Зачем же вам драться? Я завтра же уйду в монастырь, только отмените эту ужасную дуэль!

— Просите Бога, чтобы ваш любовник убил меня. Тогда вы будете свободны, — ответил де Шандос и грубо оттолкнул жену.

Она упала на пол и зарыдала.

Герцог запер дверь.

В течение всего разговора с маркизом де Шандос едва сдерживал гнев.

Он знал, что парижане частенько потешались за глаза над его грубостью и вспыльчивостью. И хотел показать своему врагу, что умеет хладнокровно, как истинный дворянин, обсуждать условия дуэли.

Норберт торопливо провел противника в оружейную, снял со стены несколько шпаг, бросил их на стол и сказал:

— Выбирайте.

Жорж, взбешенный хамским обращением де Шандоса с Мари, схватил первую попавшуюся.

Герцог взял другую.

Когда они вышли в парк, Норберт остановился и крепко выругался.

— Невозможно биться на шпагах в такой темноте, — проворчал он.

Де Круазеноа молчал.

— А вы как думаете?

— Я буду думать так, как вы пожелаете, — иронически ответил Жорж.

— Темнота нам не помешает, — сказал герцог после непродолжительных размышлений. — Постойте тут.

Он сходил в конюшню и принес яркий масляный фонарь.

— Вы не боитесь, что кто-нибудь заметит свет?

— Во дворце никого нет, а от соседей пустырь не виден.

Противники пересекли парк по диагонали.

У самого забора, среди огромных куч хвороста, соломы, навоза и сухих листьев, Норберт остановился и повесил фонарь на дерево.

— Тут, в соломе, садовники прячут лопаты… Вот они. Берите одну себе.

— Где будем копать? — спросил маркиз, снимая плащ.

— Здесь, около стога. Когда все будет кончено, прикроете могилу соломой.

— Как скажете.

Герцог привычным жестом воткнул лопату в землю и сказал:

— Приступим к делу.

В одиночку де Круазеноа не выкопал бы могилу и до утра. Норберт же легко выворачивал большие глыбы и с остервенением отбрасывал их в сторону.

Минут через сорок яма была готова.

— Хватит, — выдохнул де Шандос, отшвырнул лопату и вытер пот со лба.

Затем он взял шпагу.

— Вы готовы?

Маркиз безмолвствовал, не в силах оторвать взгляд от зияющей могилы.

— Защищайтесь! — грозно крикнул Норберт.

— Погодите.

— Что еще? У нас мало времени: скоро придут домой слуги!

— Через несколько минут один из нас будет лежать там, — торжественно произнес Жорж де Круазеноа, указывая на могилу. — Перед лицом смерти не лгут. Я клянусь своей жизнью и честью, что герцогиня де Шандос ни в чем перед вами не виновата!

Герцог нетерпеливо топнул ногой.

— Вы мне это уже говорили! — прорычал он. — Зачем повторять?

— Я повторяю это потому, что моя безрассудная страсть опорочила в ваших глазах самую чистую и благородную из женщин. Вам нечего ей прощать. Если вы убьете меня, будьте с ней человечны, не превращайте ее жизнь в бесконечные мучения.

— Довольно болтать! — прервал маркиза Норберт. — Или я назову вас трусом!

— Ну, так пусть же нас рассудит Бог! — воскликнул де Круазеноа, хватая шпагу.

Он был известен как хороший фехтовальщик и имел за плечами множество побед.

Де Шандос же мог полагаться на унаследованную от отца физическую силу, которая намного возросла от крестьянской работы. Он фехтовал грубо, неровно, неправильно и этим сбивал с толку своих противников.

Освещенное фонарем пространство было слишком мало для боя. Стоило одному из бойцов отступить на пару шагов и он оказался бы во тьме, едва ли не в полной безопасности, оставив врага в круге света.