Эмиль Габорио - Рабы Парижа

Надо создать у Гастона впечатление, будто его просьбы выполняются только потому, что их поддерживает Андре.

Таким образом, недостаток отцовского авторитета уравновесится посторонней силой, которая сможет заставить себя слушаться.

План был хорош.

Лишь одно смущало молодого скульптора: сможет ли он осуществить до конца этот прекрасный замысел? Ведь он вступает в борьбу за Сабину с противником, от которого можно ожидать, по-видимому, любой подлости…

Однако и отказать в помощи господину Ганделю невозможно!

Андре честно поведал старику свои сомнения и обещал сделать все, что сможет.

На этом они расстались.

…Гастон нервно курил очередную сигару.

Он не находил себе места, с лихорадочным нетерпением ожидая ответа отца.

Как только Андре появился в дверях, молодой человек бросился ему навстречу.

— Ну, что? Вы передали папе то, что я просил?

— Да.

— И что он сказал?

— Я еще никогда не видел господина Ганделю таким сердитым, но все же надеюсь добиться от него некоторых уступок, — уклончиво ответил Андре.

— Освободит ли он Зору?

— Может быть.

Гастон подпрыгнул от радости.

— Какое счастье! Как только ее выпустят, я подарю ей новый экипаж!

Эта детская выходка человека, не имеющего ни гроша в кармане, нисколько не удивила скульптора. Он уже достаточно хорошо знал молодого Ганделю и заранее ожидал чего-то подобного.

— Потише, пожалуйста, — холодно заметил он. — Если ваш отец услышит то, что вы сейчас сказали, то мадам Зора останется в Сен-Лазаре.

— Неужели?

— Совершенно точно. Имейте в виду, что отец вернет Зору и оплатит ваши долги только при условии, что вы исправитесь и перестанете его позорить на весь Париж.

— Я обещаю ему это и все, что ему еще будет угодно!

— Господин Ганделю знает, как вы щедры на обещания и как скупы на их исполнение.

— Чего же он хочет? — испуганно спросил Гастон.

— Доказательств.

— Это плохо…

— Такова воля вашего отца.

— Какие же доказательства он требует?

— Я и сам еще не знаю. Давайте придумаем их вместе. Затем я представлю их ему от вашего имени и если он сочтет, что они достаточно надежны, то все будет в порядке. Я уверен в этом.

— Значит вы, — воскликнул Гастон, — можете добиться от отца всего, чего хотите?

— Нет.

— Тогда откуда у вас такая уверенность?

— Как вы, Гастон, недавно выразились, он меня уважает. Я могу доказать это тем, что именно мне ваш отец поручил оплатить наличными векселя…

— …Которые я подписал у Вермине?

— Да, кажется. Я говорю о тех, на которых вы подделали подписи.

Ганделю-младший в восторге хлопнул в ладоши.

Несмотря на всю свою неопытность и развращенность, юноша чувствовал, что совершил глупость, а слова скульптора о том, что подделка подписи является преступлением, окончательно смутили его.

— Вот это да! Как быстро папаша расщедрился! — воскликнул он. — Благодарю вас за содействие. Давайте же скорее деньги!

Андре насмешливо покачал головой.

— Извините, но я вручу вам деньги только в обмен на векселя. Так распорядился ваш отец.

— Послушайте, да это же просто издевательство! Кто же мне даст векселя, пока я не принесу деньги?

— Этот замкнутый круг очень легко разорвать, — сказал Андре.

— Как?

— Идемте к Вермине вместе.

Гастон скорчил недовольную гримасу.

— Отец обращается со мной не как с сыном, а как с ненадежным клиентом!

— А что ему остается делать, если вы — ненадежный сын? Не будем терять времени. Деньги у меня с собой, мы можем сейчас же выкупить векселя.

— Делать нечего, — вздохнул молодой шалопай. — Придется слушаться папу. Подождите меня минутку, я только переоденусь.

Полчаса спустя он вернулся в самом модном костюме, надушенный и напомаженный, словно собрался в театр.

— Это в двух шагах отсюда, на улице Святой Анны, — сказал Гастон, беря скульптора под руку.

…Общество взаимного дисконта, директором которого был Вермине, размещалось в старом доме с грязным фасадом и пыльными окнами.

Формально общество ставило своей целью предоставление кредита всем, кто в нем нуждается.

Идея поистине благородная, хотя и с трудом применимая на практике.

На самом же деле то, что господин Вермине называл своей финансовой системой, было чрезвычайно просто и заключалось в следующем.

Когда к нему за помощью обращается несчастный коммерсант, которому грозит разорение, Вермине просит его подписать векселя на необходимую сумму и тут же вручает ему вместо денег другие векселя, подписанные час назад предыдущим посетителем.

Обоим клиентам он говорит одно и то же:

— Под вашу собственную подпись вы нигде ничего не получите. Вот вам другая, надежная, как банковские билеты.

Тем, кто не довольствуется одной подписью, он дает две, три, четыре — сколько угодно.

Откуда у общества столько клиентов?

Это нетрудно понять, поставив себя на место стремительно теряющего кредит предпринимателя.

Он готов, как утопающий, ухватиться за любую соломинку.

Один банкрот пользуется подписью другого банкрота.

При этом оба падают в финансовую бездну еще быстрее.

Нет никакого сомнения в том, что каждый, входящий в кабинет господина Вермине хоть с какой-нибудь надеждой на спасение, выходит оттуда нищим.

Внимательно оглядев запущенный фасад и раззолоченную мраморную доску с названием общества, Андре подумал, что именно такой вид должна иметь контора человека, заставляющего молодых простаков подделывать чужие подписи.

— Не судите по наружности, она часто бывает обманчива, — говорил между тем Гастон. — Вы сейчас убедитесь, что здесь творятся такие дела, до которых вы никогда бы не додумались!

Скульптор был с ним совершенно согласен.

Они вошли в ободранную дверь под великолепной вывеской.

Длинный, узкий и темный коридор привел их в грязный двор.

Пройдя через него, посетители должны были подниматься в кабинет директора по скользкой лестнице с испачканными перилами.

На втором этаже Гастон остановился перед дверью, испещренной множеством надписей.

— Вот мы и пришли, — сказал он.

Вслед за молодым Ганделю скульптор вошел в большую комнату с высоким потолком, потертыми коврами и обитыми зеленым бархатом скамейками.

Комната была перегорожена надвое решеткой, за которой сидели служащие.

По-видимому, у них был перерыв, поскольку все они были заняты едой.

Воздух был до того спертым, что буквально было нечем дышать.

Клубы табачного дыма мешали разглядеть лица.

— Господин Вермине здесь? — громко спросил Гастон.

Ответом было лишь чавканье напряженно работающих челюстей.

— Я спрашиваю, где господин Вермине? — повторил юноша угрожающим тоном.