Чингиз Абдуллаев - Сила инерции

– Тебе это нужно? – вдруг поняла она.

– Да. – Он не стал ничего объяснять.

– Я думала, все давно кончилось, – вдруг сказала она, – ваши секреты, ваши недомолвки. Эта страшная смерть Кости. Потом нелепая гибель Олега. Я думала, все кончилось. Страны уже нет, а у вас все те же секреты. Оказывается, ничего не изменилось.

– Возможно. – Он должен был помнить о микрофонах. – Я только прошу тебя остаться на одну ночь.

– Хорошо, – как-то легко согласилась она, словно почувствовав важность этого решения, – хорошо. Правда, мне придется обманывать много людей, но раз ты настаиваешь…

– Спасибо. – Он вдруг с удивлением заметил, что все это время простоял у дверей, словно действительно силой намеревался помешать ей уйти.

Монах направился на кухню. Когда она вошла, он сидел перед стаканом воды. Она села рядом.

– Что происходит? – тихо спросила она. – Тебе плохо?

– Да, – сказал он еще тише, – мне плохо. Мне очень плохо.

Она положила ему руку на плечо. Прошла минута, другая. Потом она поднялась и быстро вышла в коридор. Он услышал, как она набирает номер.

– Тетя Римма, это я, Маша, – быстро проговорила она. – Вы знаете, я уже сегодня, наверно, не успею приехать. Нет-нет, ничего не случилось. Просто пока искала ваш адрес, я позвонила подруге. Мы с ней не виделись много лет. А она завтра утром уезжает. Вот я и решила к ней поехать. Да нет, все в порядке. Завтра я к вам перееду. Только на одну ночь. Просто моя подружка завтра улетает. У них билеты на завтра. Да-да, обязательно позвоню. И не беспокойтесь. Я вам позвоню.

Она вернулась на кухню, посмотрела на него и невесело произнесла:

– Ну вот, теперь я стала еще и лгуньей.

– Только на одну ночь. – Он не говорил ей, что причиной всему стал ее неожиданный звонок. Не стоило огорчать и без того расстроенную женщину. Он прошел в спальню. Белье обычно менялось раз в неделю. Монах посмотрел на кровать, собрал свое белье и перенес в другую комнату. Бросил стопку чистого на постель. Снова вернулся на кухню.

– Ты можешь застелить сама, – предложил он Маше.

Он невесело посмотрел на почти всегда выключенный телевизор. Наклонился и включил его. Последние новости он иногда смотрел. Уселся на диван. Было уже достаточно поздно. Она вышла из спальни и, порывшись в чемодане, снова ушла. Минут через пятнадцать она появилась, переодевшись в темный халат, и немного напряженно спросила:

– Ты будешь ужинать?

– Нет. – Он хотел есть, но ему было неприятно, что она должна для него готовить. Словно он чувствовал себя виноватым.

Маша пробыла на кухне не больше десяти минут, наверно, выпила чаю. А потом прошла в спальню и закрыла дверь. Расстелив на диване простыню и бросив подушку, он вынул из стенного шкафа в коридоре спортивный костюм, переоделся и отправился спать на диван.

Он провалялся на диване несколько часов, пока наконец не скрипнула дверь в спальне. Она вышла к нему в одном халате. Прошла к дивану, села рядом с ним.

– Ты не хочешь мне ничего объяснить? – шепотом спросила она.

– Все и так понятно, – ответил он, – спасибо, что ты все поняла.

– Молчи, – остановила она его, – ничего больше не нужно говорить.

Она встала, потом обернулась.

– Мне остаться с тобой? – спросила Маша.

Он не знал, что ответить, хотя понимал, что отказывать нельзя. И он медленно, словно нехотя кивнул. И она так же медленно начала снимать с себя халат. Он приподнялся и вдруг понял, что у него ничего не получится. Она не вызывала у него желания. Все давно было кончено. Он заставил себя подняться и шагнуть к ней. А потом были долгие и мучительные попытки что-либо сотворить. Но это было просто выше его сил. Он и так редко встречался с женщинами, да и то в последние годы это были большей частью проститутки, которые умели сделать так, чтобы у него все получилось. Да еще давила мысль о микрофонах, которые наверняка установлены повсюду. Оставив бесполезные попытки, он шумно задышал. Она мягко погладила по руке.

– Ничего, ничего страшного. Я понимаю, ты немного устал, напряжен. Я все понимаю.

В ответ он молчал. Было стыдно, немного обидно и очень неприятно. А потом они о чем-то говорили, вспоминали забытых друзей. К утру он забылся в тяжелом сне. Во сне он снова был молодым и сильным. И снова был тот май, цвела сирень…

Утром Монах проснулся раньше обычного. Она спала рядом с ним. Он осторожно поднялся, чтобы не потревожить ее, и прошел на кухню. Когда она проснулась, он уже успел приготовить омлет и заварить кофе. Это было единственное извинение, которое он мог принести за свою ночную неудачу.

За завтраком она задала только один вопрос:

– Когда я могу уйти?

– Часов в двенадцать, – признался он.

Она уже все понимала и ничего не спрашивала. В половине двенадцатого позвонил Сушенков.

– Все в порядке, – сказал он, – мы все проверили. Вы можете отпустить свою гостью. Она действительно приехала из Алма-Аты.

Монах бросил трубку, ничего не сказав. Он вдруг подумал, что они могли установить и камеры, способные записать его ночное бессилие. И от этого было еще обиднее.

Он поднял трубку и заказал такси. Через полчаса все было кончено. Он спустился вниз, чтобы ее проводить. Рядом с подъездом выгружали мебель, суетились дети, громко разговаривали женщины. Выделялся молодой, несуразно высокий, тощий мужчина в шляпе и очках. Он, очевидно, был отцом большого семейства. Кроме его матери и жены, здесь еще бегали трое маленьких детей. Они въезжали в пустующую квартиру на пятом этаже, которую давно хотел продать теперь уже бывший сосед. Грузчики, ругаясь, тащили тяжелую мебель наверх.

Маша с улыбкой смотрела на всю эту суету. Потом повернулась к нему:

– Я тебе еще позвоню. Я буду здесь недели две-три. Мы еще увидимся.

– Обязательно, – лицемерно заверил он. После ночной неудачи ему было неприятно даже разговаривать с ней. Они обменялись дежурными сухими поцелуями. А потом она села в машину и уехала. А он долго стоял и смотрел, пока такси не скрылось за поворотом.

На лестницу пройти было невозможно. Грузчики тащили пианино. За ними шла мать нового соседа, причитая и умоляя нести как можно осторожнее. А уже за ней шел сам хозяин дома, поминутно снимающий свои очки. Монах не стал их ждать и, хотя всегда предпочитал подниматься пешком, на сей раз вызвал лифт.

Он подошел к своей двери. На полу на тряпке, заменявшей половик, лежала старая сторублевка. Монах знал, что она означает. Оглянувшись по сторонам, он достал ключи и, открывая замок, сделал вид, что уронил ключи. Наклонившись с громким проклятием, он поднял бумажку.

Войдя в дом, он перевел дыхание и поднес сторублевку к глазам. Последние сомнения исчезли. На некоторых цифрах, обозначавших номер купюры, были особые пометы. Это означало, что его сообщение, переданное по чрезвычайному каналу, принято и теперь с ним пытались выйти на связь. Получалось, что с ним свяжутся завтра в час дня. Пройдя на кухню, он щелкнул зажигалкой, глядя, как огонь пожирает синюю бумажку. Теперь он был спокоен. Он даже забыл о своем ночном позоре. Теперь Монах сумеет взять реванш.