Стивен Котлер - Азимут бегства

Глаза Анхеля привыкают к темноте, и только теперь он понимает. Как далеко уходят в глубь коридоров полки с книгами. Не все подмостки так тонки, как те, что расположены внизу, здесь некоторые простираются на тридцать и на сорок футов. Все до последнего квадратного дюйма занято здесь украденными словами. Пока он не хочет прикасаться к ним, возвращается на лестницу и медленно поднимается выше, внимательно глядя себе под ноги.

В одной из книг Амо находит порнографические ксилографии второго века. Обнаженный мужчина привязан к дереву, перед ним стадо ягнят. Десять одетых в платья женщин стоят, смотрят на мужчину и мочатся друг другу на пальцы. Картина обрамлена какими-то странными буквами, это какой-то язык, Амо уверен в этом, но язык, на котором никто и никогда не говорил. Он принимается внимательно изучать рисунок. Замечает, что одна женщина стоит в стороне, она не хихикает, она не возбуждена. Глаза ее полузакрыты, она что-то произносит, так как губы ее приоткрыты. Он и сам не понимает, откуда он это знает, но он знает. Какой бог предписал эту сцену, думает он, какой бог унес ее с собой?

Следующий рисунок стерт, смазан, намеренно почти уничтожен. На третьем изображена парочка, мужчина вошел в женщину сзади, а она лежит на полной земли тачке. По краю нет никакой надписи. Он пролистывает книгу. Каждая пятая картина смазана, на остальных изображено одно и то же. Женщина с полузакрытыми глазами появляется на рисунках довольно часто, и она всегда пытается говорить. Амо закрывает книгу и переходит к следующей, когда нечто привлекает его внимание и заставляет замереть на месте. За его спиной раздается тихий шепот.

Анхель забрался выше других, остальным он виден, как неясная смутная тень. Только теперь он открывает первую книгу и осознает то, что они уже давно поняли. В этой свалке книг нет никакого порядка и никакой системы. Каждая из открытых им сейчас книг написана по-еврейски. Он может открыть несколько тысяч книг за час, но все они знают, как может выглядеть Сефер ха-Завиот. Койот описал им форму, рисовал книгу на доске в гостиной. Он рассказывал о ней часами — об этой бесценной вещице. Анхель проводит на полу линию и начинает по часовой стрелке перебирать книги, двигаясь по огромной спирали, просто чтобы что-то делать.

Сколько времени они вообще здесь находятся? Пальцы сводит от постоянного перелистывания страниц. Глаза болят от плохого освещения. Анхель заканчивает просмотр одной полки через час. Каждый звук заставляет их останавливаться и прислушиваться. Пыль проникает в легкие, темнота физически давит на плечи. Габриаль с трудом сохраняет вертикальное положение, все тело онемело, по коже уже целый час бегут мурашки, всем своим существом он ощущает холод ветра, он чувствует себя так, словно в его коже просверлили массу отверстий, и ветер играет на нем, как на флейте. Он уже просмотрел несколько сотен картинок с изображением людей, с которых заживо сдирают кожу, их покровы болтаются на всех ветрах мира — в консервирующем холоде Арктики, в оглашаемых волчьим воем степях Киргизии, вот скачут монгольские всадники, а к хвостам их лошадей привязана содранная с живых людей кожа. Эти последние сами творят ветер. И каждая из этих кож может подойти ему размером.

Анхель замечает это первым, но это неудивительно, все начинается у его ног. Появляется какое-то свечение, сквозь туман пробивается свет. Краем глаза он видит какое-то движение. Они кружат в воздухе и садятся у ног. Но на самом деле никаких птиц нет.

Амо, стоящий на пятьдесят футов ниже Анхеля на противоположной стороне спирали, чувствует какое-то движение. Мокрая рука скользит вдоль его спины. Он не может видеть ни Габриаля, ни Койота, где-то в животе появляется ужас, лишающий его способности двигаться, парализующий волю и мышцы страх. Он снова начинает потеть, чувствуя жуткий холод и дрожь в ставших ватными коленях. Ближе к полу чувствуется запах и даже вкус мокрой кожи. Желчь поднимается до горла, горечь заполняет рот, мешает дышать. Он пытается устоять, но не может. За что-то цепляется его рубашка. Он почти рвет ее, пытаясь освободиться, подползает наконец к краю, достает из сумки веревку, привязывает ее к тонкой металлической трубе, приваренной к стене — своего рода перила, которыми давно никто не пользовался, — и бросает веревку вниз. Она падает с громким свистом.

Койот дрожит всем телом. Сейчас он пролистывает тонкий том, переплетенный в кожу. Это собрание фотографий тех людей, которые когда-либо пытались его убить. Книга довольно стара, дат в ней нет, фотографии выглядят как дагерротипы. Нет, это просто невозможно, немыслимо, невероятно. Два человека из Наталя на Атлантическом побережье Бразилии. Один с зеленой бородой, так как все время жевал водоросли, буян из Парамарибо, сам Красный Дьявол с охапкой георгинов — именно таким видел его Койот в тот раз в Боливии. Мужчины, которых Койот не видел никогда в жизни, но которые хотели добраться до него, но все закончили тем, что попадали лицом вниз в дождевую грязь.

Он не помнит, чтобы когда-нибудь испытывал такой страх.

Амо слышит какое-то тихое пение, звон цикад — тихо-тихо, откуда-то очень издалека. Надо прислушаться к тысяче вещей. Он продолжает лихорадочно, немного суетливо перелистывать книги. В них накапливается что-то невидимое.

Анхель замер в абсолютной темноте. Он чувствует, что у его ног происходит какое-то сборище. Какие-то предметы окружают его со всех сторон, наваливаются на него, но он продолжает стоять как статуя и старается не дышать. Раньше он увидел, как из одной книги вылетела страница и плавно заскользила по полу.

Каббалисты говорят о тайном Боге, о другой ипостаси, о другой стороне религиозного Бога. Они говорят «в глубинах Его небытия». Да, именно так, они пишут «Его» с заглавной буквы.

Это часть Бога, которая пребывает за гранью неизвестного, за гранью нашей способности воспринимать, воображать, это не голос Творения, это голос, который говорит: «Подумаешь, большое дело, зато вы увидите, что я в действительности могу сделать».

Койот отбрасывает книгу в сторону, идет к лестнице. Воздух давит ему на плечи всей своей невыносимой тяжестью. Он старается держаться и сохранять спокойствие. «Как дела?» — тихо окликает он остальных.

Он легко, через две ступеньки, преодолевает подъем, подходит к Анхелю.

— Примерно как ты и ожидал, — говорит Анхель.

Койот смотрит на него. Мальчик стоит твердо, голова его немного наклонена, по лицу блуждает едва заметная улыбка. Сейчас Койот точно знает, что увидела Пена в тот давний день в Санта-Фе.

У ног Анхеля вырастает свиток. Он увеличивается плотными вспышками, видными только из одного места, под одним, определенным углом, но Анхель уже чувствует вес свитка. Сейчас он нагнется и поднимет его, примет то, что грядет, ответственность пала на него — но откуда она пала?