Ксавье Монтепен - Лучше умереть!

— Вам надлежит повиноваться закону и не препятствовать нам в исполнении долга, — заявил агент.

— Если вам непременно нужно кого-то арестовать, так возьмите этого прохвоста, — сказал Туранжо, указывая на Овида, — но к мамаше Лизон и прикасаться не смейте…

— Ну, мамаша Лизон, бегите, бегите скорей! — шепнул Лионец Жанне. — Уходите! Вы еще вашим детям очень даже нужны…

И тотчас Жанну закрыла плотная стена человеческих тел, оттесняя ее подальше, на кухню, к черному ходу на соседнюю улицу. Агенты, поняв, что против толпы они бессильны, были вынуждены отказаться от своего намерения. В этот момент Овид Соливо, состояние которого постепенно ухудшалось, рухнул на пол и забился в конвульсиях.

— Похоже, ему совсем плохо, — заметила Марианна, глядя на него с глубочайшим отвращением.

— Главное, — сказал один из полицейских, — чтобы этот человек смог повторить то, что мы все только что слышали, следователю… Врача… Врача, скорее.

Но припадок вдруг кончился; тело уже не билось в конвульсиях, и Овид, похоже, уснул. Один из агентов пошел за извозчиком, и безжизненно распростертое на полу тело подняли и отнесли в карету. Кучеру велели ехать в префектуру полиций.

Как только они уехали, Марианна бросилась в кабинет, где ужинала Аманда. В кабинете никого не было. Примерщица госпожи Опостин исчезла, оставив на столе пять франков за еду. Она убежала, спеша сообщить Этьену Кастелю о том, что здесь произошло; однако дома его не оказалось. Она отправилась к себе, решив дождаться Рауля Дюшмэна и все обсудить с ним.

Было около семи вечера, когда рассыльный принес ей записку от Рауля. Разорвав конверт, она лихорадочно прочитала:

« Не беспокойся, если меня долго не будет. Может быть, я вернусь лишь к утру. Мы сели на хвост Полю Арману. Сам того не зная, он выведет нас на жилище Соливо. Как только я узнаю, где это, сразу же постараюсь завладеть интересующими нас бумагами.

Рауль ».

Несколько успокоенная, до смерти усталая, Аманда легла в постель, но так и не смогла уснуть: ее буквально трясло от желания узнать, чем же все это кончится.

В ресторане в отдельном кабинете, где устроились Поль Арман, Люсьен Лабру и Этьен Кастель, ровно в половине девятого миллионер поднялся.

— Дорогой господин Кастель, — сказал он, — весьма огорчен, что мне приходится уходить столь рано, но дело есть дело…

— Мы огорчены не меньше, а может быть, даже больше, чем вы, дорогой господин Арман, — ответил художник. — Однако не смеем вас задерживать.

Поль пожал руку Люсьену, затем — Этьену и, выйдя из ресторана, зашагал в направлении улицы Ром. Не успел он пройти и двадцати шагов, как появился Рауль Дюшмэн и пустился вслед за ним. Этьен с Люсьеном вышли и остановились, закуривая сигары.

— Видите того молодого человека, что идет вслед за Полем Арманом, дорогой Люсьен? — произнес художник.

— Вижу.

— Ну так вот, мальчик мой, может быть, завтра утром он придет ко мне и скажет, что настоящий убийца вашего отца отныне в наших руках…

— Что вы такое говорите? — ошеломленно воскликнул Люсьен, не веря своим ушам.

— Я напал на след; повторяю: может быть, уже завтра утром я смогу вам сказать: Отныне ничто не препятствует вашей любви, и вы можете жениться на Люси Фортье.

— О! Сударь… сударь… — с трудом проговорил Люсьен, сжимая руки Этьена; он был страшно взволнован. — Дай Бог, чтобы вы не ошиблись!… Расскажите же мне…

— В данный момент я ничего больше сказать не могу, и не спрашивайте меня ни о чем, все равно не отвечу. Раскурите лучше свою сигару, а то она потухла, и пойдемте-ка выпьем по чашечке кофе в кафе « Де ля Пэ ».

Агенты полиции доставили Овида Соливо в тюрьму предварительного заключения, где его временно поместили в лазарет, в отдельную палату. Он все еще спал. По приказу начальника полиции возле его кровати дежурил охранник. Лишь в девять вечера Соливо потянулся, открыл глаза, сел и огляделся. В слабом свете газового рожка комнатушку, в которой он лежал, было трудно разглядеть. И тут он увидел сидевшего возле кровати охранника — тот с любопытством наблюдал за ним. Овид провел рукой по лбу.

— Вот тебе раз! Где я? — машинально проговорил он, отнюдь не будучи уверен в том, что все это ему не снится.

— В лазарете тюрьмы предварительного заключения префектуры полиции, — ответил охранник.

Соливо, внезапно охваченный ужасом, содрогнулся всем телом и спрыгнул с кровати, на которую его положили прямо в одежде.

— В тюремном лазарете! — бледный и дрожащий, повторил он. — И давно я здесь?

— Часов с пяти вечера. Вы были без сознания, когда вас принесли.

Овид решительно ничего не помнил. С убитым видом он тяжело рухнул на кровать, обхватив голову руками, и изо всех сил стал рыться в памяти. И вдруг издал яростный вопль: ему все стало ясно.

— Теперь понятно! — пробормотал он себе под нос. — Марианна ошиблась… И налила дьявольского зелья мне! Я пропал! Тысяча чертей! Мой собственное оружие обернулось против меня!

Именно в этот момент в замочной скважине повернулся ключ. Дверь отворилась. На пороге стояли охранник и трое жандармов.

— Идемте, — сказал охранник Овиду.

Всякая попытка сопротивления была явно обречена на провал, и дижонец вынужден был повиноваться. Уже через несколько минут он оказался в кабинете начальника полиции, где его дожидались следователь с секретарем и те двое агентов, что присутствовали на банкете.

Следователь, получивший уже от начальника. полиции все необходимые материалы, начал допрос.

— Ваше имя?

— Пьер Лебрен…

— Вы лжете! — сказал следователь, глядя ему прямо в глаза.

Тут в дижонце окончательно проснулось все его многолетнее преступное прошлое, возвращая былую бесшабашную наглость.

— Ну раз уж вы лучше меня знаете, как меня зовут, — почти дерзким тоном заявил он, — то зачем же спрашиваете?

— Вас зовут Овид Соливо.

— Ну, если вам так угодно, то, Боже мой, я нисколько не против.

Следователь с трудом сдержал нараставшее раздражение.

— Не стоит усугублять свое положение столь глупой бравадой, — ровным голосом произнес он. — Если вы не станете отвечать на мои вопросы, на них ответит ваш двоюродный брат, Поль Арман…

«Ну вот, — подумал Соливо, — я определенно наболтал лишку… И хитрить теперь поздновато…»

Поэтому на следующий вопрос он ответил вполне четко, назвав дату своего рождения и имена родителей,

— Все это очень хорошо, — добавил он, — но, должно быть, произошло какое-то недоразумение. Вы допрашиваете меня так, словно я в чем-то виноват. Хотел бы я знать, почему…

— Вскоре вы все узнаете. А пока ответьте на мои вопросы. Поль Арман приходится вам двоюродным братом?