Ксавье Монтепен - Лучше умереть!

— Суд признал ее виновной… — сказал Этьен.

— Э, сударь! Разве это что-то доказывает! На каждой странице летописи человеческого правосудия вы найдете массу судебных ошибок.

— Но против нее свидетельствовало буквально все… Улик было множество.

— Улик, вы говорите, было множество? Вы, сударь, присутствовали на заседании суда?

— Да, и был очень внимателен.

— И какое у вас в результате сложилось мнение?

— Что обвиняемая вполне могла быть виновной.

— Вот именно: « могла быть! » — сказал Люсьен, сделав на последних словах ударение. — Стало быть, вы не могли бы со всей уверенностью признать ее виновной, и, будь вы в числе присяжных, вы, наверное, отдали бы свой голос в ее пользу.

— Возможно… — призадумавшись на мгновение, сказал Этьен. — Скорее всего даже, я так бы и сделал.

Люсьен продолжал:

— Я, сударь, внимательно прочел материалы процесса… Тетушка сохранила газеты тех времен, где они были опубликованы полностью. И убежден, что обвиняемая была невиновна. К тому же и тетушка, умирая, заверила меня в том, что никогда не считала Жанну Фортье виновной, хотя все улики свидетельствовали против нее.

— А! — тихо сказал Жорж. — Значит, эту несчастную звали Жанна Фортье?

— Да, — ответил Люсьен.

Затем, обращаясь к Этьену Кастелю, спросил:

— Помните ли вы, сударь, на что она ссылалась, пытаясь защититься?

— Прекрасно помню… якобы некий мерзавец, старший мастер альфорвилльского завода, домогался ее любви и покушался на состояние вашего отца, намереваясь сбежать за пределы Франции с украденными деньгами, прихватив с собой Жанну в качестве любовницы. Этот человек — его звали Жак Гаро — написал ей, как она утверждала, письмо, являвшееся бесспорным доказательством заранее задуманного и совершенного им преступления. Но письма этого она предъявить не могла.

— Это так… — согласился Люсьен, — и тем не менее будьте уверены: письмо существовало. Вор, поджигатель и убийца — не кто иной, как старший мастер Гаро.

— Вы забываете о том, что человек этот погиб из-за своей преданности делу!

— А это ничем не доказано… Лично я не верю в то, что он действительно погиб, да и тетушка в это не верила. И я обещал себе сделать все от меня зависящее, чтобы сорвать маску с лица подлинного убийцы своего отца и добиться оправдания несчастной, невинно пострадавшей женщины.

— Разоблачить убийцу… — произнес художник. — И что вам это даст? С тех пор прошло уже больше двадцати лет. Срок давности истек. И закон тут бессилен.

— А мне что до этого? Если правосудие ничем не может мне помочь, обойдусь без него. Сам свершу правосудие.

— А не знаете ли вы случайно, — спросил Этьен, — жива ли еще Жанна Фортье?

— Нет, но намерен навести справки.

— Если хочешь, этим займусь я… — предложил Жорж. — Мне гораздо легче сделать это, я ведь вхож во Дворец правосудия, лично знаком с представителями закона самого разного уровня.

— Очень меня обяжешь. Но, по-моему, обо мне и моих делах мы уже вволю поговорили. Давай-ка поговорим о тебе. Ты доволен своей жизнью?

— В высшей степени. Мне даже пожелать нечего. Мой опекун стал моим лучшим другом. Клиенты хорошо знают дорогу в мой кабинет. Я работаю… Преуспеваю… Чего еще желать можно?

— Хорошей жены.

Жорж рассмеялся.

— Жены! У меня еще есть время поразмыслить на эту тему. Впрочем, скорее всего я поступлю, как мой опекун… останусь холостяком… До сих пор я был больше склонен к холостой жизни. А ты?

Люсьен покраснел до корней волос.

— А я нет… — ответил он, — но ведь прежде, чем думать о женитьбе, нужно занять определенное положение в обществе.

Жорж заметил, что его друг покраснел. И сказал:

— Что вовсе не мешает тебе думать о ней уже сейчас.

— Согласен; но именно поэтому я и говорю, что, прежде чем жениться, нужно обрести твердую почву под ногами. Люси — та девушка, что будет моей женой, — так же бедна, как и я. Она сирота, выросла в приюте, но у нее чистая душа и золотое сердце. К тому же она трудолюбива, как пчелка.

— И ты любишь ее?

— Всем сердцем, всей душой, безгранично. Без нее я никогда не смогу быть счастлив.

— Ну что ж, будем надеяться, что в самом ближайшем времени дела твои пойдут в гору, и ты будешь совершенно счастлив. Считай, что я уже пригласил себя на твою свадьбу!

Ужин был веселым и долгим. С товарищем по коллежу и художником Этьеном Кастелем, за вечер ставшим другом и ему, Люсьен расстался лишь в одиннадцать.

— Положись на нас и работай, — сказал Жорж, пожимая ему на прощание руку.

И молодой человек, окрыленный надеждой, отправился к себе. Если Люсьен пребывал в радостном настроении, то Люси была очень грустна. Весь вечер дочь Жанны Фортье с нетерпением — а потом и со все возраставшей тревогой — ждала возвращения жениха. Наконец в половине двенадцатого она услышала, как внизу хлопнула тяжелая входная дверь. На лестнице раздались шаги. Взволнованная девушка приоткрыла дверь.

— Это вы, господин Люсьен? — тихонько спросила она.

— Да, дорогая моя Люси, — ответил молодой человек.

— Знаете, я так беспокоилась! Мне было так страшно! Все казалось, что с вами, наверное, случилось какое-то несчастье…

— Дорогая малютка Люси, вы же видите, что предчувствие обмануло вас. Сегодня мне сопутствовало только счастье. Не позволите ли войти и рассказать об этом?

— Позволю. Заходите; пока вы будете рассказывать, я закончу свою работу.

Люсьен взял стул и сел возле девушки.

— Виделись вы со своим старым другом, господином Жоржем Дарье? — спросила она.

— Да.

— И как он вас принял?

— Как и положено человеку, сердце которого живо. Я вновь обрел своего доброго старого друга.

— Он пригласил вас на ужин?

— Да, я только что от него.

— И обещал помочь найти работу?

— Через месяц я буду главным инженером у одного невероятно богатого промышленника, который сейчас возводит в окрестностях Парижа большой завод; он ни в чем не может отказать моему другу Жоржу Дарье.

Люси захлопала в ладоши.

— Ах! — воскликнула она. — Я так счастлива! А теперь нам обоим нужно отдохнуть, к тому же не стоит давать соседям повод для сплетен. Ступайте к себе!

Жорж Дарье был очень отзывчивым молодым человеком. И принял близко к сердцу то положение, в котором оказался Люсьен, — ведь к нему он питал искреннюю привязанность. Поэтому на следующий же день он с утра пораньше отправился на улицу Мурильо, чтобы ходатайствовать за него перед Полем Арманом. Поднявшись по лестнице, ведущей в жилище миллионера, он спросил у стоявшего там камердинера:

— Может ли господин Арман принять меня?

— Сожалею, господин Дарье, но господин Арман в отъезде… — ответил слуга.

— И надолго? — огорченно спросил Жорж.