Ольга Володарская - Неслучайная ночь

– Нет, все же мы очень плохо все продумали, – продолжал паниковать Марк. – Нас точно заподозрят.

– Естественно, нас заподозрят, – раздраженно бросил Ветер. – У ментов работа такая – подозревать тех, кто накануне бухал с покойным. Но если мы будем стоять на своем, все закончится нормально. Мы все после ухода Дрозда зашли в дом и легли спать. За ночь ни один из нас на улицу не выходил.

– Но как мы это докажем?

– Ульяна лежала на террасе, она подтвердит. А ее подозревать у следствия нет оснований, писательница в нашей компании человек случайный.

– Но дом можно покинуть и через окно!

– Кудряш, отстань от меня, а? – вышел из себя Ветер. – Теперь все равно уже ничего не изменишь, так что заткнись на время и не нервируй меня!

Выпалив это, Ветер пошел к воротам, возле которых уже затормозил милицейский «УАЗ». За ним следом подкатила «труповозка».

– Прибыли… – раздалось из-за плеча Марка. К Штаркману подошел Слава. – Ну, ща начнется веселье!

Прищурившись, Кравченко посмотрел туда, где стояли машины. Из «УАЗа» выпрыгнул опер лет сорока в мятой рубахе, в таких же жеваных штанах. И, увидев тело, а вернее, торчащее из его живота знамя, присвистнул.

– Подойдем? – спросил Марк у Славы.

– Не надо. Мы только помешаем.

– Как думаешь, кто его?

– Кого? – не сразу понял Кравченко, чье внимание было приковано к склонившемуся над трупом оперу.. – А, ты про Дрозда… – дошло до Славы, слушавшего Марка вполуха. – Юргенс, наверное… Или кто-то из его братии.

– Но зачем им было его убивать?

– Откуда ж мне знать? – пожал плечами Слава.

– Ты будешь рассказывать на допросе, что вы с Дроздом были врагами?

– Я бы не стал употреблять столь громкое слово, как «враг», – строго поправил Марка Вячеслав. – Да, когда-то я его терпеть не мог, но и только. Если же меня спросят, я скажу, что на первом курсе мы дружили, а на третьем рассорились из-за девушки. С тех пор не общались…

Тут Кравченко заметил, что из «УАЗа» выбрался еще один оперуполномоченный. Или, возможно, следователь: белобрысый, кудрявый, тучный и немного косолапый. Слава его узнал и обрадовался:

– О, Колюня!

– Ты его знаешь?

– Представь себе! Мы когда-то за один клуб бегали. Дружили. И на сборах всегда жили в одной комнате.

– Надо же, как тесен мир! Встретить старого друга тут, за триста километров от родного города…

– Да он местный. Завершив спортивную карьеру сразу по окончании института, вернулся в родные палестины. А учился, кстати сказать, на юридическом, – торопливо пояснил Кравченко. После чего азартно воскликнул: – Черт возьми, как же здорово, что именно Колюня сюда явился! И очень хорошо, что он не в курсе того, что мы с Дроздом были врагами!

Вскинув руку для приветствия, Слава поспешил к воротам. Марк, глядя ему вслед, подумал: «А говорил, что не считал его врагом, всего лишь недолюбливал…»

То, что в следственной группе оказался давний Славкин друг, было просто подарком небес. Николай, тоже узнав Кравченко, кинулся к нему обниматься.

Бывшие спортсмены долго хлопали друг друга по бокам, затем ушли в чайхану, где сначала побеседовали (о деле), а потом выпили за встречу и поболтали (о жизни). Остальных допрашивали коллеги Николая, но вели себя более чем корректно.

Осмотр места преступления дал вот какие результаты: отпечатки пальцев с орудия убийства стерты, следы вокруг трупа затоптаны. На камне, которым, по предварительным данным, был нанесен удар по голове пострадавшего, тоже не осталось никаких отпечатков. Как и кожи преступника под ногтями жертвы. А вот судя по отпечатку шин на песке, мотоцикл с коляской подъезжал к воротам «Ветродуйки» дважды. Так что версия о возможной причастности к смерти Ивана парней из клуба Юргенса в принципе подтверждалась. Однако подозрения с членов «Ветродуйки» и с примкнувшей к ним Ульяны Мичуриной сняты не были. С них взяли подписку о невыезде и всех обязали явиться на следующей неделе в отделение для дачи показаний.

– Черт! – прорычал Ветер, подписывая бумаги. – А я собирался в Турцию на соревы…

– На что? – переспросил следователь.

– На соревнования по кайтингу, – растолковал Сергей.

– Придется их пропустить.

– Уже понял, – буркнул Ветер.

– Да ты так не расстраивайся, – подбодрил друга Слава, сидевший рядом. Он уже перебрался из чайханы в дом, поскольку Николаю все же надо было работать. – Будем надеяться, Колюня отыщет убийцу до твоего отъезда.

– Размечтался… – фыркнул Колюня. – Следствие затянется на месяцы, как пить дать.

– Почему так надолго?

– Слишком много подозреваемых, всех надо проверить.

Тут в комнату влетел запыхавшийся опер. Тот самый, в мятой одежде. Его звали Дмитрием.

– Коль, глянь, что нашли! – Он бросил на стол прозрачный пакетик, в котором лежала, весело посверкивая на свету, серебряная сережка, выполненная в форме долларового значка. – В полуметре от трупа была. В песок зарылась, мы не сразу обнаружили. А когда замеры кое-какие стали делать, я споткнулся, ну и из-под ботинка выскочила.

– Чистенькая, блестящая, – заметил Николай, взяв пакет в руки и тщательно рассмотрев содержимое. – Сразу видно, недолго в песке находилась.

– А ты спроси, где конкретно была.

– И где?

– Под кроссовкой покойного. Мы как раз расстояние от отпечатка протектора до ноги замеряли.

Николай сдвинул белесые брови, перевел взгляд с коллеги на бывшего одноклубника и поинтересовался:

– Из ваших никто серьгу не терял?

– Вроде нет, – не очень уверенно протянул Кравченко. Затем спросил у Ветра: – А вообще, у кого из наших проткнуты уши?

– У всех девушек и у Егора, – дал быстрый ответ Сергей. – Только это серьга не для ушных мочек.

– Нет? – нахмурился Николай. Затем принялся придирчиво рассматривать «доллар», вертя пакет то так, то эдак. Серьга и в самом деле была необычной – без привычной застежки.

– Это для пупка.

– А, пирсинг, знаю. – Николай вернул улику на стол. – И у кого из ваших барышень есть дырка в пупке?

– У Дианки нет. У Жени тоже. А вот о писательнице ничего сказать не могу, я ее без одежды не видел. А ты, Кравец?

– Я тоже нет. Она ж, как женщина Востока, всегда в платье до полу ходит. Хотя купальник вроде с собой взяла.

– Надо узнать, есть ли у нее пирсинг, – подал реплику «мятый» Дмитрий. И со смешком добавил: – Пойду проведу досмотр комиссарского тела.

– Только ты поделикатнее, ладно? – попросил его Кравченко. – Все же женщина, писательница.

– Так пирсинг же не на интимном месте. И даже не на сосках.

– Ну и что? Ульяна – барышня тургеневского типа. Стеснительная очень.

– Я вспомнил! – воскликнул Ветер. – Ульяна при Женьке переодевалась. Пусть Дима у Бабуси спросит, есть ли дырка в писательском пупке.